«Благими намерениями», s01e19

[thealienhive]

Я засыпаю и клюю носом, почти уже готовая обняться с клавиатурой и захрапеть; Джина, однако, не дремлет!

Перед титрами показывают мирную жизнь в небольшой турианской колонии: жена провожает на работу супруга, который идет трудиться в расположенной неподалеку шахте, поправляет ему воротник; они болтают о всякой чепухе, пока женщина не спрашивает — слушай, а правда ли это, что одного из ваших недавно утащил и сожрал местный дикий свирепый зверь? Да нет, отмахивается муж, пьянчуга он был, да и сгинул по пьяни где-нибудь среди скал. Нет здесь никаких зверей, дорогая, не беспокойся.

Естественно, вскоре на него самого бросается — прямо в камеру, р-р-р! — мохнатое клыкастое создание.

Заставка.

Читать дальше.

Вита пытается сладить со своим стационарным компьютером-терминалом, стоящим в отведенной ей комнате (если так посмотреть, «Улей» купается в роскоши — по комнате-то каждому выделять, да еще с шикарным видом из окна — пятизвездочный горнолыжный курорт, не иначе!), но справляется новенькая неважно: системы на базе допотопные, альянсовского производства, требуют капитальной перепрошивки и отладки. В общем, глюк на глюке и глюком погоняет. Думаю, Ди даже периодически отмахивается от желающих завязать светскую беседу тем, что она, дескать, in the middle of some calibrations, — это такая нехитрая пасхалка, привет от Винни и Джины тем, кто еще помнит игру Mass Effect. Вита, не преуспев на фронте борьбы с компьютером, отправляется на маленькую экскурсию по базе в надежде найти помощь в этом нелегком деле — тут красивая и немного печальная сцена, где она бредет в одиночестве по пустым коридорам, — а находит лабораторию, где Ди при помощи Фортрана, используемого в роли всячески угнетаемого разнорабочего, пытается устранить след от пули, полученный Двести девятым в прошлой серии. Вита предлагает свои услуги, но получает в ответ холодное «You’ve done enough».

Двести девятый недоумевает: что же не так? Он и сам в первую встречу выстрелил в Ди, а потом залатывал ее медигелем. Ситуация аналогичная, исход — и вот это странно — другой. Да, когда действующие единицы обладают разной информацией, случаются подобного рода неприятные недоразумения, но после того, как в систему «свой — чужой» Виты были внесены необходимые поправки, не логичнее ли принять ее предложение?

Ох, и не дай бог ему назвать Виту создательницей, как Ди! Ревности будет…

Меж тем Игнатиуса снаряжают в маленькое путешествие в одну из соседних систем, чтобы он оказал помощь жителям той самой турианской колонии — научил их уму-разуму, привез кое-какие припасы, проследил — как они там вообще, справляются? Это мирное поселение затеряно на негостеприимной планетке неподалеку отсюда, среди жителей много женщин с детьми, в основном семьи шахтеров, работающих в поселке поблизости, условия неблагоприятные, да еще вертятся неподалеку в последнее время хищники. А местные не то что обороняться не могут — оружие-то держать в руках не умеют. Игнатиус решает взять с собой Сарена (в воспитательных целях) и Саймона (как врача — пригодится). На протяжении всего пребывания в «Улье» оба они то раздражают своего невольного наставника, то умиляют, пробуждая некие отеческие чувства, проявляющиеся в том, что старый вояка бурчит из-за каждой мелочи, которую эти двое, по его мнению, делают не так. О, в грядущем путешествии Игнатиус вкусит таких мелочей с лихвой!

Перед отъездом он встречает опечаленную, хотя и не подающую вида Виту. У той всё не ладится: и во Флотилии не обрадовались провалу миссии, потере корабля и гибели экипажа, и компьютер в комнате барахлит, и с Ди, единственной кварианкой на тысячи световых лет вокруг, отношения не строятся. Игнатиус внезапно, удивляясь самому себе, вспоминает слова еще не любви, но утешения: мол, плевать, что там думают эти адмиралы во Флоте, ты была храброй и стойкой, так что к черту тех, кто не способен уважать это; а что до Ди, не принимай на свой счет, она вообще не people person, как с ней ухитряется общаться тот же Чатка — вопрос, мучающий многих с первого дня существования «Улья».

Вита вдобавок случайно съедает оставленную Ди на черный день пасту из ее любимого кварианского декстроперсика — ну кто же знал, что из всего изобилия в холодильнике именно этот тюбик трогать было строжайше запрещено!..

Тем временем Игнатиус, Сарен и Саймон отправляются в путь-дорогу, а по прибытии на место, встреченные хлебом-солью, учат обитателей колонии отваживать диких зверей и вообще в кои-то веки на удивление славно проводят время. Ферро перед отлетом как раз поведала Саймону о традиционной кроганской забаве, популярной на Тучанке, — убийстве пыжаков ядерными боеголовками, так что теперь он с удовольствием об этом вспоминает — и вообще имя его будущей возлюбленной звучит что в шаттле, что в колонии подозрительно часто.

Некоторое время все наслаждаются идиллией, отдыхают от гнета адмирала Михайловича и заводят дружеские знакомства с местными, то есть чувствуют себя скорее на отдыхе, чем на работе; как-то поздним вечером Сарен застает Игнатиуса за сочинением письма жене и дочерям на Палавен, и они даже ведут истинно турианский разговор «о подвигах, о доблестях, о славе». В конце концов Сарен интересуется: а что же вас, числившегося на хорошем счету в Иерархии, привело в наш отряд — довольно убогий, согласно общественному мнению? Игнатиус мрачнеет: он явно не настроен об этом разговаривать. Возможно, Сарен добился бы ясного ответа, но зрителю это неизвестно: тут по колонии проносится сигнал тревоги. Дикие животные внезапно оказываются наименьшей из проблем. В шахтерском поселочке неподалеку в изобилии завелись — неоригинально! — хаски; от немногих выживших, спрятавшихся в трейлерах, постоянно поступают полные отчаяния сообщения; поднимается паника, возвращаются несколько чудом уцелевших, израненных шахтеров… Саймону приходится вспомнить свои врачебные навыки, а Игнатиус крепко задумывается о том, что делать, потому что противостоять хаскам теми силами, которые у них есть, просто-напросто невозможно.

Идиллия рушится. Саймон несчастлив, потому что внезапно обнаруживает: сражаться и крошить головы ему нравится больше, чем перевязывать раны, копаться во внутренностях и ампутировать конечности. Солдатом быть проще, чем врачом, только и делов-то — что со смехом таранить врагов и кричать «За Тучанку!». Сарен и Игнатиус вынуждены оставить его — вдвоем отправляются на разведку, чтобы прикинуть обстановку и выработать план дальнейших действий. Наблюдения подтверждают — если очаг появления хасков не уничтожить в самое ближайшее время, бойню предотвратить не получится, и в пепелище рано или поздно превратятся не только шахтерский поселок, но и вся колония. Выход из сложившегося положения, считает Игнатиус, один — или взрывчаткой, или ракетами, или бомбой, пущенной с шаттла, положить конец этому безумию, стерев поселочек с лица земли, пока хасков не стало больше и пока они не напали скопом.

Но там же есть выжившие, вспоминает Сарен. И если мы…

Ну а тут, сынок, ничего не поделаешь, говорит Игнатиус. Они в любом случае не жильцы, а если промедлим — то и мы вместе с ними. Ты турианец, привыкай к тактике выжженной земли; неприятно, да, но война со Жнецами обещает быть долгой, так что учись. Пригодится.

Довод «Ты турианец», по всей видимости, Сарена не слишком убеждает, и Игнатиусу все же приходится ответить на недавний вопрос своего протеже. Оказывается, в самом начале вторжения Риперов Игнатиусу во главе с целым взводом поручили разобраться с аналогичной проблемой в одном из палавенских городов. Он, движимый благими намерениями, решил пойти в обход приказов начальства и заняться сперва эвакуацией местного населения, только вот не рассчитал свои силы — и, хотя жители в итоге оказались в целости и сохранности, потерял весь городок, да еще с важным для Иерархии оружейным заводом. Несмотря на отличный послужной список, этого промаха ему в армии не простили, с глаз — долой, из сердца — вон, и вот уже Игнатиус пакует чемоданы, чтобы заниматься установлением «дружбы народов» в только что сформированном отряде «Улей» на элитной базе Альянса. Он смутно подозревает, что база окажется столь же элитной, сколь отряд — ударным, а новое и престижное на первый взгляд назначение обернется ссылкой в «мерзлые галактические ебеня». Так оно, хо-хо, и случается! Игнатиус — солдат опытный, он чует, откуда ветер дует.

Ну и что же, спрашивает Сарен, вы, значит, жалеете о том, что помогли тем людям спастись?

Я, отвечает Игнатиус, жалею о том, что в твоем возрасте еще не слышал человеческую поговорку о том, куда выстлан путь благими намерениями. Это не то чтобы «да», но и не «нет», как хочешь, так и понимай…

Делать нечего, и решение принято. Бомба — так бомба, взрыв — так взрыв.

Оба они возвращаются к Саймону еще более хмурыми и встревоженными, чем ушли, а на том после ночи в местном лазарете тоже лица нет: кто же знал, что убивать гораздо проще и приятнее, чем лечить? В «Улей» все трое прилетают уставшими, напряженными и думающими каждый свою думу. Их никто не встречает — обитатели базы видят седьмой сон. Только Игнатиусу, Сарену и Саймону, пожалуй, сегодня не уснуть.

Глубокой ночью Сарен встречает на кухне Ди, которая до сих пор остро переживает вынужденную разлуку со своим декстроперсиком, и между ними завязывается странный двусмысленный разговор, из которого следует, что Ди следует, пожалуй, взять себя в руки и прийти наконец к мысли о том, что в такие времена, как теперешние, некогда нежничать и носиться со своими чувствами, пора начать вести себя по-человечески и по-взрослому.

— Тяжелый день, да? — интересуется Ди насмешливо. — Я начну, если ты начнешь.

Следующим утром спозаранку еще сонную Виту не слишком деликатно выпроваживают из комнаты — мол, иди дальше изничтожать запасы питательной пасты, благо теперь ее заказано столько, что хватит на маленький кварианский корабль, а кто-то тем временем должен разобраться с твоим компьютером — дайте наконец дорогу специалисту!