s01e18

[Feuille Morte]

Расширенное и дополненное издание серии про девичник, фабулу которой я излагала у Лилас в комментариях. Хотела я сперва написать, что серия эта лишена всяких там глубинных смыслов, психологических драм и прочувствованных диалогов, но это, мол, и неважно — зрители любят ее за пикантные разговоры и неимоверное количество хороших шуток. Потом я вспомнила, что у нас до сих пор нет давным-давно задуманной серии про Семена Петровича, сына адмирала Михайловича, и решила, что раз уж в «Трех девицах…» (которым, по-хорошему, не помешало бы другое название без аллюзий на Пушкина Александра Сергеевича) сюжетных линий всё равно несколько, почему бы не придать чуть больше глубины? «Неимоверное количество хороших шуток» мне, понятное дело, вот так просто родить не под силу, а без этого сюжетец резко теряет в привлекательности.

Это Наташа мигом!

Итак, адмирал Михайлович, хлебнув с утреца пиона уклоняющегося, берет под белы рученьки Шеймуса и Зои, велит Игнатиусу не развалить и без того разваливающуюся базу за время их отсутствия и улетает на Цитадель , чтобы отчитаться перед своим непосредственным начальством. У Петруши немало дел: во-первых, ему предстоит убедить руководство в том, что «Улей» — не совсем уж пропащая затея и что закрывать его ни в коем случае ни нужно, а во-вторых, его экс-жена Маша недавно сообщала, что у Семена проклюнулись какие-то проблемы в армии — и что было бы славно, приложи его отец руку к воспитанию великовозрастного оболтуса. Только вот Семен, как обнаруживается, незадолго до прилета папаши хлебнул проблем по самое горлышко и смотался. Пока у него увольнительная, то есть обошлось без обвинений в дезертирстве, но, судя по пересудам камрадов, молодой боец явно не был намерен возвращаться в строй. Еще я бы развернула здесь линию непростых отношений Зои с армией, введя в действие ее бывшего старшего офицера, которому под конец смачно дают в морду «за всё хорошее». Вот прямо адмирал Михайлович и дает. Винни, прошлое твоей подопечной тебе виднее, чем мне, так что помогай!

Тем временем Игнатиус втайне рад сложившемуся положению вещей: уж теперь-то он сделает всё как положено, уж теперь-то он устроит тут дисциплину подлинно турианскую!.. И когда в «Улей» приходит зов о помощи с одного из астероидов, где расположилась научная станция, он берет с собой исключительно лиц мужского пола, оставляя барышень на хозяйстве и разве что не наказывая им испечь пирогов и ватрушек. Тут-то между ним и Нерис происходит диалог, в котором мелькает цитата из Вики: «Я не думаю, что женщины не могут сражаться. Просто предпочитаю, чтобы обстоятельства вынуждали их к этому как можно реже». Игнатиус, пожалуй, не совсем честен: ему просто-напросто гораздо легче работается в мужской компании, особенно если учесть тот достаточно прискорбный факт, что из бойцов женского полу в нашем илитном отряде доверие внушает разве что Зои. Вот с такой можно пойти в разведку, кто бы спорил! Еще бы Игнатиус, конечно, пошел в разведку с Витой, но сам пока не отдает себе в этом отчета: просто приятно, что новая кварианка в их отряде совсем не похожа на Ди.

В общем, сказано — сделано, отважные самцы снаряжают шаттл, а хрупкие девицы в их отсутствие спонтанно, не сговариваясь, устраивают посиделки в арсенале: правда, в программе вместо традиционных женских развлечений вроде маникюра лишь чистка оружия, но кому это мешает? Вита предпочитает держаться в стороне и явно не жаждут принять участие в не слишком пристойных разговорах, зато Нерис, Ферро и Ди не упускают возможности поговорить о девичьем: обсудить фильмы, в которых снимались прекрасная возлюбленная Саймона, поделиться своими впечатлениями от прелестей ксенофилии, а также перемыть косточки всему мужскому коллективу «Улья». Нерис рассказывает о своем опыте с азари, Ферро травмирует неподготовленного зрителя упоминанием ворча, Ди без всякого стеснения заявляет, что с ворча она не пробовала, а вот с батарианцами и турианцами — неоднократно; жаль только, что наиболее годные жужелицы этих рас, то есть Сарен и Чатка, похоже, не горят желанием разделить с кем-нибудь ложе, а Игнатиус с Барейлом вообще женаты и при детях… Ох, вот тут, когда звучит имя Сарена, и входит Мирала, которая недавно вернулась с променада по поселочку и принесла муку, сахар и яблоки для пирогов. Там она познакомилась с очаровательным, но очень подозрительным хьюманом по имени Семен, настойчиво расспрашивающим ее об «Улье».

У Миралы на такие разговоры после «Цербера» аллергия, и когда Семен пытается проникнуть на базу, его принимают за коварного вражеского агента, ловят и допрашивают: кто такой? зачем пришел? сын адмирала Михайловича, говоришь? Да у него вообще семьи нет, мы, по крайней мере, не слышали! Семен, по моим представлениям, имеет специализацию такую же, как Сарен, то есть «раздолбай», и похож он чем-то на Хана Соло, а чем-то — на Иванушку-дурачка; из таких получаются очаровательные космические бродяги и благородные контрабандисты… Армия уже сидит у него в печенках, отец не отвечает на письма (адмиралу же некогда!), а война так допекла, что уж сил никаких, то ли дезертировать, то ли сразу в петлю.

Меж тем Петр Михалыч сетует на то, что был отвратительным отцом, рассказывает Зои печальную историю о своем несчастливом браке и уже не надеется отыскать сына. Да если бы и нашел — что делать, разве образумишь Семена теперь, если за последние двадцать лет опыта по части воспитания не набрался? Зои, впрочем, не думает, что всё так уж безнадежно: вон «Улью» — чем адмирал не отец, фигурально выражаясь? Происходит что-то, что убеждает в этом их обоих; не то чтобы очень сильно — но даже маленькая капелька веры уже что-то да значит, если ты служишь в элитном, прости господи, отряде на задворках мироздания…

Перенесемся временно к другим баранам. База на астероиде, куда отправились Игнатиус с жужелицами, была населена учеными, планировавшими терраформирование планеты N. Однако вскоре по прибытии наши храбрые бойцы обнаруживают, что некое хищное растение, плод селекционного гения уже почившего в бозе саларианца, не только пожрало местных обитателей, а еще и ими намерено полакомиться. Этакая венерина мухоловка космических масштабов, причем сообразительная настолько, что ей удается разбить бригаду спасателей на маленькие группы, в одну из которых входят Игнатиус, Барейл и Чатка, в другую — Саймон и Сарен, а в третью — один только Фортран. Ох, как не хватает им барышень, а в частности — Нерис-ксенобиолога! Приходится выкручиваться своими силами. Фортран оказывается ближе всех прочих к вентиляционной системе, поэтому ему предстоит прорваться туда, уворачиваясь от клейких щупальцев и не вдыхая аромата цветов, и запустить смертельную для кровожадной мухоловки вакцину. Формулу ее, доставшуюся от погибших ученых, худо-бедно довели до ума два гения мысли — Сарен и Саймон.

Чатка, Игнатиус и Барейл меж тем заняты разговорами: суть их сводится к тому, что Игнатиусу непонятно, как можно быть gun for hire, если хочешь и умеешь сражаться — воюй за свою родину или против нее, если она тебе не по душе; он ценит, конечно, благородный порыв Чатки, отправившегося на войну со Жнецами (не столь уж много батарианцев решились на такой поступок), но этого мало. И здесь Чатка, по моим представлениям, говорит, что наемником быть не так уж плохо: по крайней мере, там все равны и никто слово «батарианец» не бросает как ругательство — хотя иногда, возможно, и стоило бы…

В конце эпизода все снова встречаются на родной и милой сердцу базе: барышни, взявшие «церберовского языка» Семена, мужчины, спасшиеся от плотоядных щупальцев мухоловки, и адмирал Михайлович со своими верными соратниками Шеймусом и Зои. Вдохновленный последней, Петруша таки проводит разъяснительную работу с сыном и уговаривает того вернуться в армию, чтобы попробовать еще раз.

Вот такой хеппи-энд.

После титров Мирала, вся в муке, на кухне раскатывает тесто для декстропирожков с декстрояблоками. :3

Все еще думаю над названием, но с тех пор, как появилась хищная мухоловка, в голове засели только «Цветы зла», а отсылка к Бодлеру вряд ли лучше, чем к Пушкину.

@темы: сценарий

---

Для потомков

[Dark Star]

@темы: википедия

---

[Feuille Morte]

Джина дала самой себе интервью о пейрингах «Улья» и теперь думает, как присобачить его к вики.

Еще больше ля-лей тополей!

— Мисс Кренберри, не секрет, что вы недолюбливаете фанатское творчество. Почему?

— Да только взгляните на него! Две трети фиков, которые мне попадаются, посвящены тому, как один персонаж ходит вокруг другого, смотрит на него голодными глазами, а потом наконец затаскивает в койку. Что, говорите, я сама такие сценарии пишу? Да, правда, не без греха… Но нам с Винни можно: мы, по крайней мере, не расписываем в подробностях, как Чатка внезапно зажимает Преподобного в темном углу.

— К вопросу о Чатке: вам не кажется, что жестоко окружить персонажа, не склонного к ксенофилии, сплошь девицами-пришельцами? Ведь идет война — и как перенести все ее тяготы без бессмертного «Love will keep us alive»?

— Как ни странно, Ди думает о том же самом — на свой лад, конечно. Чатка кажется ей весьма привлекательной кандидатурой для того, чтобы развеяться (или развлечься, или утешиться, или посходить вдвоем с ума — по обстоятельствам), и когда наш маленький компьютерный гений видит, как в бою он сносит врагам головы одним уверенным ударом… Ди раз за разом приходится напоминать себе, что они друзья, причем без принижающего эту дружбу «всего лишь». Платонические отношения между мужчиной и женщиной — и она умеет ценить это — вообще вещь особая и крайне деликатная.

— Вы говорите по личному опыту?

— Что вы. Как всякий уважающий себя писатель, я вру. Понимаете ли, Ди и Чатка вряд ли бы стали друзьями при других обстоятельствах. Ди сама по себе не слишком расположена к дружескому общению, у Чатки нашлись бы более подходящие кандидаты… Но в условиях войны, когда оба они оказались без дома и надежд на будущее, эти двое разделяют нечто гораздо более важное — ответственность друг за друга.

— Мне кажется, кварианки из-за своей уязвимости часто вызывают желание позаботиться о них. Взять, например, Игнатиуса и Виту…

— О, Игнатиус, как вы знаете, немного шовинист. Для времени, в котором он живет, для турианского общества, его воспитавшего, это взгляды довольно нетипичные. Он хотел бы видеть, как женщины сидят дома, ждут своих мужчин и пекут пироги. У него за плечами двадцать с лишним лет брака, и каждую минуту его жена и дочери чувствовали себя как за каменной стеной. Вита же, как Игнатиус с удивлением обнаруживает, нравится ему как равная. Она столь же умна, сколь и сдержанна, столь же внутренне сильна, сколь женственна, и с каждым днем он увязает в болоте этой женственности всё глубже и глубже.

— Но его жена и дети — большое препятствие для их отношений.

— Почти непреодолимое. Понимаете ли, Игнатиус — образцовый турианец. Пожалуй, даже чересчур. Семья, долг и честь — вот три кита, на которых его жизнь строилась десятилетиями. А Вита, хотя она искренне любит его, способна разрушить их все.

— Так что, пожалуй, наиболее здоровые отношения получились у Саймона и Ферро.

— По правде говоря, я бы не стала называть ниточки, протянутые между остальными нашими героями, именно отношениями. «Уле й», чего доброго, стал бы напоминать оперу не космическую, а мыльную, а у нас с Винни аллергия на щелочь. Так что Саймон и Ферро — единственный очевидный… как вы это называете?.. пейринг. Она — в прошлом порноактриса, звезда самых горячих фильмов на просторах Млечного Пути, он — застенчивый кроган с замашками интеллигента и тайной страстью к «плохим девочкам»; путь их друг к другу будет долгим, но когда у вас в запасе почти тысяча лет, месяцы и даже годы перестают иметь значение. Я даже не боюсь обмолвиться и раскрыть спойлер относительно нашей главной романтической ветки. Она и так очевидна. Сначала, когда Саймон смотрит на Ферро, у него перед глазами встают кадры из эротических (или, будем честны, откровенно порнографических) видео. Но проходит совсем немного времени — он смотрит на нее и думает, что хочет построить для этой женщины дом, посадить сад, достать с неба звезду.

— Его младшей сестре Мирале в делах любовных повезло, похоже, куда меньше.

— Как и Сарену. Вот вам подробность, которую вы не узнаете из сериала: хотя их связь тянется еще с Тессии, они никогда сливают разумы в так называемом объятии вечности, принятом у азари. Иногда меня спрашивают: Мирала отправилась на войну, чтобы не разлучаться с ним?.. Возможно. Однако именно война разлучает их, в действительности и не бывших вместе, по-настоящему. Они спят друг с другом, по обоюдному молчаливому согласию не афишируя это (хотя наиболее опытным девицам из «Улья», Ферро и Ди, всё становится ясно без слов), но голый секс, в котором нет ни любви, ни какой-то особенной страсти, а только немного нежности и бездна отчаяния, вряд ли способен внести в жизнь двух людей, пытающихся найти себя, что-то кроме лишней сумятицы. Что Сарен чувствует к Мирале? По всей видимости, почти ничего. Что чувствует Мирала к нему? Этого я вам не скажу. Погадайте-ка пока сами.

— Вам удалось выписать таких персонажей, что поклонникам доставляет удовольствие составление и других, подчас самых необычных, пар. Например, вашему покорному слуге недавно доводилось читать фанфик про тайные отношения Ферро и Петра Михайловича…

— Об этих извращениях вам лучше расскажет мой коллега Винни. Подозреваю, что за некоторым из них стоит он сам. Да, разумеется, ежедневно на свет появляются десятки всевозможных слэшей и фемслэшей по «Улью». Я себя ими не травмирую — и вам не советую. Двести девятый/Саймон/Игнатиус — это уже, знаете ли, за гранью добра и зла...

@темы: BlackBerry Pie, новости

---

[Feuille Morte]

Наверное, особенно хорош накал в последних сериях — или даже в начале следующего сезона — будет, если какой-нибудь доброжелатель откроет Саймону глаза на отношения его невинной младшей сестренки и его лучшего друга. Соблазнил и развратил, извращенец! :P

Меж тем Мирала и Сарен действительно вскоре покидают не столь уж стройные, как оказалось, ряды «Улья». Но их пути еще пересекутся, как намекает Джина. И со своей обычной щедростью радует поклонников новыми кадрами:

На самом деле этот пейринг со всеми его биотическими и не только оргазмами Джине очень нравится.

@темы: скриншоты

---

Шиворот-навыворот («Монстры из Ида», s01e12)

[Dark Star]

В каждом приличном американском сериале, насколько я помню, есть серия, в которой творится нечто совсем уж странное. Герои вдруг оставляют прозу, начинают петь, и эпизод превращается в мюзикл; действие переносится из далекого прошлого в современность; герои попадают в параллельный мир, где все шиворот-навыворот; и так далее, и так далее. Посоветовавшись с Джиной, Винни решил, что «Улью» кат-те-го-ри-чески необходима такая серия, и только он, Винни, может написать ее, вспомнив свои юные годы и накурившись чего-нибудь сладенького.

Встречайте — серия-бардак, нелепая и лиричная одновременно.

Над затонувшим градом Ис
Провал озыбленный навис.
Туда, к блистающим зыбям
Собор вознёс свой шпиль, а там
Как в зеркале открылся вид:
Стремглав такой же шпиль висит.

ля-ля тополя

Завязкой сюжетной ветки служит звонок Петру Михайловичу с базы ученых, расположенной неподалеку: в глубине снежных туннелей потерялся транспорт с учеными. Они вдруг перестали отвечать на позывные — и все; обвалился ли в туннеле потолок? Испортилась ли рация? Напал ли на них солдаты «Цербера»? Ученые просят отправиться на поиски вместе с ними: в двух машинах поедут жужелицы, в третьей — сами ученые; в процессе они разделятся и, кружа по туннелям, должны наткнуться на пропавших исследователей.

Ну, что же; Чатка садится за руль «Мако», который как раз починил две серии назад; к нему присоединяется Игнатиус, затащивший с собой, конечно, Саймона, а где Саймон, там и Ферро. Сарен хотел было в ним присоединиться, но пятому в «Мако» уже тесно, поэтому ему приходится присоединиться то второй команде, к Шеймусу и Зои; четвертой там Ди, надовольная тем, что Двести девятого пришлось оставить на базе, дабы он координировал передвижения всех транспортных средств.

Так они и выдвигаются, две странные команды, сформированные неясно по какому принципу, и переговариваются, пока едут до входа в туннели; «Как я им завидую!» — говорит, тем временем, Нерис, оставшаяся на базе. Пускай там один только снег, да темнота; но это возможность стать чуточку ближе к тайнам древнего города, которой похоронен под пластами льда!

Наши герои, тем временем, доезжают до входа в туннели и медленно, будто неохотно, спускаются под землю, вернее — под снег.

Дальше следуют десять довольно напряженных минут. Свет фонаря прыгает по стенкам туннеля, полагаться приходится на радар и карту туннелей, а не на зрение; знание того, что с машиной исследователей, возможно, случилось что-то нехорошее, накаляет атмосферу. Шеймус веселится и рассказывает жутенькую историю о пропавших без вести альпинистах, наподобие гибели тургруппы Дятлова... А когда история заканчивается, спохватывается, что вторая машина с Игнатиусом во главе что-то не отзывается.

"Эй!" — кричит он в рацию. "Вы там что, так сильно напугались?" "Прекратите, это не смешно," — вторит ему Зои.

Игнатиус и ко пытаются тем временем связаться с группой Шеймуса, но радио молчит, и в этой гнетущей тишине «Мако» вдруг застревает. Все в растерянности, ведь, согласно карте, впереди должен быть проход; "Ну, ладно, где наша не пропадала!" — и Чатка выжимает газ. Звуки обвала, оханье Ферро, темнота.

Приходят в себя наши герои уже в новом (старом?) дивном мире; в граде Ис, где стены оплетают невиданные растения-жгуты, где шпили стремятся к небесам медового цвета, на которых не видно ни солнца, ни звезд, а в воздухе парят теплые снежинки. «Мако» лежит на площади, распоров боком гранитные плиты мостовой, и наши герои вылезают из него, щуря глаза, и обнаруживают, что со всех сторон окружены ктулхоподобными пришельцами. Ах, эпичность этого момента!



Увы, наших героев связывают и заточают — и сообщают им, что, так и так, хочешь или нет, им придется выйти завтра на арену, чтобы схватиться там не на жизнь, а на смерть, к удовольствию жителей великого града Ис, непревзойденных инусаннон; а раз так, то каждому полагается предсмертное желание.

Саймон, помявшись немного, выдавливает, что хотел бы провести последний вечер с Ферро. Та не возражает, и вот — они уже сидят за столиком на вершине одной из башен града Ис, Ферро одета в шикарное, но окровенно чужое платье с ктулху-мотивами, перед ними невероятно вкусная еда и веселящие напитки, а вид сверху на город такой красивый, что плакать хочется, глядя на эту красоту, о лучшем свидании и мечтать нельзя, если забыть о том, что последует за ним.

К Игнатиусу приходит прекрасная дева инусаннон — или, чтобы не смущать зрителей женственными щупальцами, это может быть дева расы, порабощенной инусаннон?

Всех жён румяней жёны из
Диковинного града Ис.
Под кожей словно из стекла
Струится кровь, алым-ала.
Следи, мужчин досужий взор,
Как кровеносных жил узор,
Густая вязь артерий, вен
Питает кровью каждый член.
Сребрится кожа, как покров
Из водотканых из шелков.
То – казнь: во оны времена
За все грехи им суждена
Прозрачность – от нескромных глаз
Ничто не скрыть, всё напоказ.
Но всякая собой горда:
Чело украшено всегда
Златым венцом…

Так или иначе, позже фанаты будут находить параллели между ней и Витой, начиная с того, что играет их одна актриса, заканчивая некоторыми фразами, но пока что Виты еще нет, и Игнатиус говорит, что хотел бы повидаться с семьей. Дева печально говорит ему, что это невозможно, увы; Игнатиус просит оружие, чтобы умереть с честью, но оружие у него и так будет, а что касается чести и сохранения ее в последнем бою — так это рук одного Игнатиуса дело... Что же, говорит Игнатиус, тогда желать мне больше нечего. Тут у них с девой происходит некий прочувствованный разговор, и она покидает турианца, говоря, что, кто бы ни был противником его на завтрашней арене, она поставит на Игнатиуса, и душа ее будет переживать за него.

Чатка тем временем совершает экскурсию по граду Ис и выпытывает из провожающих как можно больше подробностей об инусаннон вообще и об этих играх в частности. Он еще не знает, где именно и как пригодится ему эта информация, но вдруг?.. С помощью Чатки зрители понимают, что герои провалились в прошлое на сто тысяч лет, и узнают много интересного.

Под конец Саймон и Ферро ложатся спать — вместе, но целомудренно. Ферро уже сорвала с платья все мешающие рюшечки и красивости, и говорит Саймону: вот, мол, было бы здорово проснуться и поутру и обнаружить, что все это было красивым, щекочущим нервишки, но просто сном...

Однако нет; поутру герои просыпаются, и их ведут на арену. Играет музыка, амфитеатр полон инусаннон, повсюду порхают камеры, и герои могут видеть на парящих в воздухе экранах свои лица и пиктограммы, обозначающие сделанные ставки. Увидев на другой стороне арены Ди, Сарена, Шеймуса и Зои, наши четверо принимаются было махать им весело руками, но тут понимают, что сражаться им придется не против некоего мифического чудовища, но друг против друга.

Само собой, наши герои отказываются.

Ну, что же, говорят им космические мозги инусаннон; в таком случае мы разделим вас, будем выпускать на арену по одному и заставлять сражаться с монстрами из глубин. А начнем с того, на кого ставили меньше всего, то есть... С Сарена.

Последующие десять минут эпичны так, что яажнемогу. Сначала в лучших традициях старой фантастики выходит — вытекает — монстр, похожий на Чужого, красивый и смертоносный одновременно; Сарен пытается сражаться; у Саймона включается кровавая ярость, и он чарджится монстру прямо в зад; зрители воют, зрители в восторге; Игнатиус вертит в руках золотой ключик, который ему на счастье дала в последний момент прекрасная инопланетянка Дахут, и вешает его на шею; Чатка с Зои на пару рушат барьер, который отделял их от поля боя; появляются еще монстры; Ферро демонстрирует биотический оргазм; Зои чарджится с криками "Пидарасы!"; попутно выяснятся, что она недовольна Шеймусом, который в прошлую ночь присоединился к Сарену в его последнем желании закатить предсмертную вечеринку с девочками, музыкой и выпивкой; Чатка рвет рубашку на груди; зрители в экстазе; ну и, наконец, в финале перед всеми появляется Ди верхом на самом страшном монстре, уперев ручку в бок; монстры-то биомеханические, и она хакнула его защиту, пока остальные занимались глупостями.

Дальше следует речь о любви и дружбе, нескладная и прочувствованная, ибо наши герои не знают слов дипломатии и любви, но в их мире идет война, на которой нужны они, бойцы; и говорит об этом, как ни странно, Сарен... Возможно, довольные шоу инусаннон даже принимают бескомпромиссное решение отправить бойцов домой, впервые за многолетнюю историю игр, и только Дахут приходит к Игнатиусу, отвлекая его от починки «Мако». Игнатиус смущается, так как происходит это при всех, и в итоге говорит только: мол, прости, если ставила ты на меня; ведь в итоге получается, что никто из нас не победил.

О, говорит Дахут, неправда; победили вы все. И ты, победитель, — оставайся со мной! Вы говорите, что инусаннон проиграют войну со Жнецами, равно как и бесчисленное количество рас до них; так к чему сражаться? Останься со мной, Жнецы найдут нас еще не скоро, на наш век хватит.

Но Игнатиус, конечно, в лучших традициях капитана Кирка говорит, что его зовут огоньки на небе, и пытается вернуть Дахут золотой ключик, но та настаивает: Игнатиус должен взять его с собой. Как знать, может, через сто тысяч лет этот ключик будет единственным, что останется от ее расы и от нее самой?

Наши герои покидают этот мир МЕ1-стайл, то есть, подъезжая к передатчику на «Мако»; Шеймус при этом не удерживается и описывает вокруг передатчика круг, прежде чем заехать в луч. На груди Игнатиуса покачивается золотой ключик и, как только передатчик гаснет, в граде Ис раздается знакомый уже зрителям звук горна: Жнецы решили затопить город снегом, разбив его крышу и добавив немного своими смертоносными лучами. Рушатся башни, разлетается на куски балкон, на котором сидели Саймон и Ферро, перестают существовать те виды, на которые смотрел вчера Чатка, и город затопляет снегом.

Сарен просыпается рано поутру и идет варить аналог турианского кофе.

Обычно в это время на кухне никого нет, но вот заходит Ди за кварианской пастой — и Сарен предлагает ей кофе. Диалог между ними явно не клеится, и Сарен пытается сказать, мол, вот какая интересная была вчера миссия, побольше бы таких; по туннелям снежным поездили, ученых спасли, и все так здорово... Чего уж тут интересного, говорит Ди, могла бы в «Улье» остаться да вместе с Двести девятым систему безопасности налаживать. Единственное, на что хватает Сарена после такого — сказать, что он делает кофе каждое утро, и, если Ди хочет, он и на нее сварит...

Его мучает какой-то вопрос, это видно; но зритель узнает о том, что это за вопрос, только после титров, когда Сарен наконец-то спросит у Саймона: послушай, друг, а вот если бы тебе сказали, что завтра придут Жнецы и сотрут нас с лица этой планетки, как бы ты пожелал провести этот вечер?..

P.S. Мне, признаться, не очень-то по нраву эта серия, а именно — то, как она слишком уж перекликается с серией про загадочный шар. Тоже глюки, тоже все, проснувшись, ничего не помнят, а может, и помнят...

По мне, стоит убрать начало и конец серии, которые служат переходными моментами между нормальным повествованием и укуренностью, и оставить одну лишь укуренность, без объяснений; а потом, когда герои вернутся в свое нормальное состояние, так сказать, не вспоминать об этой серии вообще, чтобы она выпадала из общего ряда и стояла особняком, чтобы никому не пришло в голову даже искать в ней какую-то логику или привязывать ее к основному сюжету. А поиски ученых в темноте вообще можно сделать мотивом отдельной серии. Пускай герои найдут какие-то вещи, оброненные учеными, или пустую их машину, или следы чьих-то, как им кажется, когтей, и чтобы все было таинственно и загадочно, а потом, к концу, все тайны откроются, а загадки — разрешатся.

@темы: сценарий

---

[Feuille Morte]

Еще больше кадров из закромов Джины!

Смотреть дальше.

@темы: скриншоты

---

«Глаз урагана», или Серия-про-бал-по-случаю-непровала-операции (s01e14))

[Dark Star]

Пока Катя спала, Наташа дописывала серию, которую ваяла вчера, пока Катя играла в массэффектъ:


Хмурым утром Нерис, закутавшись в нечто вроде разноцветного пончо, в компании явившихся на завтрак жужелиц сетует на однообразность бытия: давно пора, мол, встряхнуть это место! Дни становятся похожи один на другой, все время идет снег (вот и сейчас: засыпает помаленьку базу, да скоро засыплет по самую крышу), небо заволокли облака; чтобы скрасить такие дни, говорит Шеймус, и придумали на Земле Новый год да Рождество, но в космосе календарные даты будто бы перестают иметь значение, так что...

Так что, решает Нерис, нужно устроить вечеринку! В лучших традициях ее недолгого, но веселого студенчества: шумную, разгульную, с песнями, с закусками, с танцами, — в общем, такую, какая и требуется, чтобы внести наконец разнообразие в довольно-таки унылое существование «Улья» и поднять дух бойцов, прозябающих в мерзлых галактических ебенях.

Конечно, меланхолично произносит Ди, ненадолго отрываясь от поблескивающей над омнитулом голограммы, стоит только посмотреть последние новости, так там каждая — ну просто повод для праздника. Война идет, между прочим!

Тут размашистым шагом входит адмирал Михайлович и заявляет, что он в кои-то веки согласен с «Квиб», как он ласково ее называет: нагрянули холода, сквозь щели задувает ветер, у кабинета его в коридоре намело целого снеговика, так что никаких песен, никаких плясок, марш трудиться в поте лица на благо «Улья»! Объявляется субботник по залатыванию дыр, вкручиванию лампочек, уборке снега и починке крыши, так что все свободные жужелицы выбирают себе по участку базы — и вперед, на амбразуры!

Читать дальше.

Нерис с Фортраном собираются взять шефство над большущим — по меркам научной станции дремучих годов постройки — залом на последнем этаже, чтобы все-таки втайне от Петра Михайловича и невзирая на недовольство Ди привести его в порядок — не только разобрать хлам да зашпаклевать трещины, но и обустроить местечко для танцев, ибо в космосе холодно, на их замшелой планетке еще холоднее, война с Риперами — вообще сущий мрак, и не хватает в этом темном царстве лучика света. Тут, правда, выходит на связь и отрывает их от полезных дел бывший наставник Нерис, пожилой саларианец, под руководством которого она делала свои первые шаги в STG. Он прослышал, что его ученица не просто участвует в альянсовской программе по совместному противостоянию захватчику, но и служит в илитном отряде с оперативником Мариком. Много хороших слов он слышал об оперативнике Марике!

«Да-да, — энергично кивает Нерис, — он здесь, рядом со мной... (Фортран, едва заслышав вызов из STG, начинает самым героическим образом пятиться к двери, а затем бесстрашно исчезает за грудой ящиков.) Ой, делся куда-то!»

Ну, так или иначе, ее наставник позвонил затем, чтобы попросить о помощи. Ситуация вышла щекотливая: на одной из суркешевских баз STG, где изучают ягов, один ученый по имени Йемен потихонечку, незаметно для окружающих, свихнулся, вообразил себе, что яги — угроза почище кроганов и что, пока всякие коммандеры Шепарды не додумались привлечь их на свою сторону, дав корабли и смертоносное оружие (в прошлом подобную ошибку пришлось исправлять генофагом — и о нем много в этой серии разговаривают: ибо Нерис, например, всегда была за), надо эту угрозу устранить. То, что яги пока сидят и не рыпаются, что никто их не трогает, что проблемы-то и нет, — не волнует сумасшедшего исследователя. Он, в прошлом друг наставника Нерис, скрылся в неизвестном направлении с девочкой-ягом, очаровательной многоглазой малюткой; на работе не появляется, на звонки не отвечает, в общем, с концами в воду. В STG этому придали не слишком много значения, и в первую очередь потому, что если начать разматывать клубок событий, то непременно пойдут неудобные вопросы, забродят слухи, всплывут сведения о несанкционированных экспериментах над ягами — короче, хорошего мало. Но у старшего товарища Нерис неладно на сердце (он один видел, что у Йемена шарики постепенно заезжают за ролики), поэтому по старой дружбе он просит оперативников Кармайл и Марика взяться за это маленькое расследование, не поднимая шумихи.

Фортран не горит желанием отправляться на Суркеш, где вероятность раскрытия его страшной тайны вырастает в разы, но делать нечего, и наши славные бойцы с мерзлых окраин галактики отправляются в родной мир саларианцев. Там две бравых жужелицы начинают разбираться в свалившейся на их головы детективной истории с легким налетом безумия: расспрашивают местных, прочесывают экстранет, пытаясь отыскать зацепки, обнаруживают последнее пристанище Йемена в какой-нибудь захудалой гостинице, а потом — подпольную лабораторию, где он мучает бедную девочку-яга. Ученый, оказывается, под конец совсем тронулся рассудком и решил изобрести некое бактериологическое оружие, которое — от греха подальше — позволит избавиться от всех представителей этой славной, но несколько необузданной расы. Наши оперативники вынуждают его бежать, и тут перед Фортраном встает вопрос: то ли им обоим преследовать горе-беглеца (умотавшего с законченным вирусом, естественно!), то ли кому-то лучше остаться с малышкой и позаботиться о медицинском уходе. Решай, ты же командир, говорит ему Нерис, несколько удивленная тем, что он медлит.

И Фортран решает — уходить вдвоем.

Беглеца они поймают, и Нерис потом передаст его с рук на руки своему учителю (Фортран в этот момент благоразумно скроется, выдумав важный предлог), ягов — спасут, а вот девочка не выживет — слишком мучительными оказались эксперименты, проводимые Йеменом.

Вот так.

Меж тем в «Улье» адмирал Михайлович НЕДОВОЛЕН: Фортран и Нерис увиливают от ремонтных работ в рамках субботника! К счастью, у него есть и другие маленькие рабы жужелицы. Чем же они заняты? Шеймус и Зои вместо того, чтобы чистить снег, играют во дворе в снежки. Мирала по поручению Нерис втихаря делает бумажные гирлянды к празднику. Кто-то улетел на операцию (бала без операции, удачной или проваленной, быть не может!). Ди с Двести девятым заняты калибровкой новых орудийных систем (тех самых, которые фигурируют у нас в финале, да-да), а Чатка, снаряженный адмиралом на черную работу, приходит к ним, скажем, чинить окно. Скажем, плохие у Ди в комнате ставенки, задувает.

И, скажем, происходит между ними диалог, да еще с каким-нибудь неловким случайным касанием, внутренне задевающий ее настолько, что Ди потом, в конце эпизода, при виде четырех прекрасных глаз Чатки вдруг передумывает присоединяться к общему веселью. Может, как раз из этого разговора та цитата, что первой стоит на ее странице в Вики?..

Мне всегда хотелось, чтобы во Флоте поняли: если будешь бежать от проблемы, рано или поздно добежишь до самого края и сорвешься. Никто не слушал. Потом, когда грянула война, я поняла, почему... И наконец сказала «Хватит убегать» самой себе.

Понятно, что появление Жнецов нарушило планы Ди, которая потихоньку занималась своими исследованиями на Омеге при помощи Двести девятого и была намерена именно так и провести если не всю оставшуюся жизнь, то ближайшие лет десять; сперва она хотела сделать вид, что вторжение ее не касается, но заглянула в себя и поняла, что нельзя вечно прятаться. А в итоге они все равно оказываются вдвоем на краю мира (благодаря Чатке почти втроем — почти, да не совсем); край этот — в сердце урагана (снег все идет, идет...); война — не заканчивается, надежда — тает, и вот почему ее смущает идея о том, чтобы устраивать празднества. За что тут поднимать бокалы? Ди немного пессимистка, хотя предпочла бы считать себя, пожалуй, скептиком...

Вообще в этой серии много говорят о маленьких радостях среди войны — и просто о войне, потому что никуда от нее не деться. Оттуда игра в снежки. Оттуда и стремление к пляскам, песням, танцам. Важно поднять бокал уже за одно только то, что все они — живы.

Нерис, вернувшись с Суркеша и узнав о благополучном завершении операции (где-нибудь за кадром Игнатиус и компания успешно обезвреживают хасков, тысячи вих), все-таки берется за обустройство вечеринки, и это, к слову, говорит о ней не меньше, чем о Фортране — его действия в недавней ситуации: многие были бы не в настроении праздновать, а Нерис деятельна, позитивна и бодра, будто ничего не случилось.

Тут происходит сцена из фика; Ди после беседы с Нерис поддается уговорам Двести девятого и отправляется в зал на последнем этаже — нельзя же вечно сидеть в своей берлоге и программировать с утра до ночи, — но замирает на пороге, а потом идет вальсировать со «своим гетом» под снегом, крупными хлопьями опускающимся на разваливающийся балкончик затерянной не пойми где базы.

@темы: сценарий

---

«Тайна исповеди», s01e15

[Feuille Morte]

Молодая поросль «Улья» встречается за завтраком; Саймон с беспокойством оглядывает виднеющиеся из-под длинных рукавов шрамики на руках своей милой сестры, та тупит взор и отвечает, что это, дескать, ничего, просто царапины. «Видела я такие царапины, — весело говорит Ферро, — очень уж похожи они на следы турианских когтей». «Кому знать, как не тебе», — мягко, но без тени дружелюбия бросает Мирала. (И хотя Нои уверила меня, что Ферро с турианцами и кроганами — ни-ни из-за папочек, Мирала права: осведомленности в этом вопросе ей не занимать.) Саймон, разумеется, бросается на защиту вскружившей ему голову порнозвезды, и происхождение сестриных шрамов резко перестает его занимать (а стоило бы задуматься, не так уж много турианцев в округе…): к этому моменту он уже мучительно влюблен в Ферро со всей страстью, на которую только способны два огромных кроганских сердца, влюблен впервые в жизни, околдован, очарован, парит в облаках, страдает, паникует, мнется и разве что не краснеет. Из всех романтических линий, присутствующих в «Улье», эта определенно самая явная, милая и бросающаяся в глаза: пока одни ползают по кораблям работорговцев, другие царапаются за кадром, а третьи развлекаются с гарпунами, но без сетей подчинения, Саймон откровенно сходит с ума от любви. Он еще не знает, как завоевать сердце Ферро и нужно ли это делать вообще, а переживает скорее стадию фрустрации: она ведь такая замечательная, а тут это ее развратное, недостойное, грязное прошлое — клешни, тентакли, ворча… Почему же, несмотря ни на что, она ему ужасно нравится, аж сил никаких терпеть?

Читать дальше.

Так вот, он бросается на защиту возлюбленной со всем пылом, говоря Мирале, что нельзя судить людей по прошлым поступкам — и вообще во всем виноваты, разумеется, одни только обстоятельства! Не то чтобы Саймон искренне считает, будто Ферро стала порноактрисой не от хорошей жизни, но ему проще видеть перед собой беззащитное нежное создание, ступившее однажды на кривую дорожку. Уж теперь-то всё иначе! Сарену, наверное, забавно наблюдать за мучениями друга, а вот Мирала, не изменяя своему обманчиво-нежному покерфейсу, втайне негодует: ишь ты, какая вертихвостка на ее брата заглядывается, ни стыда нет, ни совести, что бы сказали мама и папа, увидев такое бесстыдство? Впрочем, начинающуюся ссору быстро пресекает появившийся на кухне Игнатиус. Он сообщает, что преподобный собрался на Иллиум за ценным грузом, причитающимся «Улью», скажем, за доставшимися по блату экспериментальными лекарствами. Никаких неприятностей не ожидается, но чтобы дело прошло без сучка без задоринки, Игнатиус решает отправить с Барейлом Ферро, которая за свою бурную молодость успела побывать в самых разных уголках галактики. Среди них, конечно, числится и Нос-Астра. «Так что бывшая звезда самых горячих видео на просторах Млечного Пути будет провожатой для бывшего священника», — отмечает Шеймус, заглянувший навернуть бутербродик. Какая ирония!

Это, строго отвечает Игнатиус, никакого значения не имеет. Мы все здесь — солдаты, а минимум, что солдаты могут друг для друга сделать, так это не оглядываться на прошлое. Слова его обращены не столько к Шеймусу, сколько к Мирале; признаться, нелегкая это работа — заведовать ксеноподразделением «Улья»!.. Некоторые подчиненные еще ничего, а вот другие заставляют его чувствовать себя воспитателем в детском саду, того гляди — совсем от рук отобьются.

Так или иначе, Ферро и Барейл вдвоем отправляются на Иллиум.

Пока преподобный нес в массы религиозный светоч, он успел завязать множество полезных знакомств, потому что исповедовал, наставлял, опекал и причащал людей из самых разных слоев общества; вернее, не людей, а преимущественно ханаров и дреллов. Один из них, рассказывает Барейл своей спутнице, предмет его особой гордости: не только раз и навсегда покончил с темным прошлым, но и занялся благотворительностью, остепенился, ведет достойную жизнь, теперь вот даже оказывает гуманитарную помощь «Улью».

У Ферро круг общения не менее широкий, и личности в нем встречаются самые что ни на есть прелюбопытные. Как известно, после безвременной кончины своего режиссера Сурана она приняла прямой контроль над «Клешнями и тентаклями», а потом, уходя на фронт, с почти материнской заботливостью пристроила подопечных в теплые местечки. Одно из них было в очень дорогом баре, популярном среди обеспеченных жителей Нос-Астры, где ее девочки, уже подуставшие и от тентаклей, и от ворча, и от прочих извращений, отчего-то популярных среди качающих порнографию юзеров экстранета, зарабатывали на жизнь вполне невинными танцами. Но непоседа Стефани, оказывается, недавно таинственным образом исчезла: вот только-только хвасталась тем, что у ее таланта нашелся богатый и щедрый почитатель, уже строила радужные планы на будущее, и вдруг… Обеспокоенная Ферро приносит Барейлу извинения — она, увы, не сможет сопровождать его на деловой встрече — и отправляется выяснять подробности. Для этого ей приходится тряхнуть стариной, вспомнить кое-что из былых навыков и одолжить у подруг облегающий наряд из тонкой красной кожи. Иллиум, как известно, выглядит местом благопристойным, но с изнанки это та же Омега, если не хуже, так что жизнь Стефани, возможно, в опасности.

«Тайна исповеди», пропитанная оттенками багрянца и пронизанная ритмами тяжелой музыки, вообще оставляет впечатление серии откровенно эротической, хотя ничего такого, казалось бы, на экране не происходит. Ферро отправляется в бар играть роль сотрудницы и демонстрирует нам самые невинные, но все равно впечатляющие грани своего мастерства, а преподобный меж тем прогуливается по освещенной закатным солнцем Нос-Астре со своим бывшим прихожанином, тоже дреллом. Как жаль, говорит тот, что вы сняли с себя сан и решили отправиться на войну! Кто знает, что стало бы со мной, если бы не вы, ваша вера и неиссякаемая мудрость? Вы остановили меня на самом краю пропасти, заставили изменить взгляд на мир, и теперь я искупаю грехи перед обществом неустанным трудом и молитвой. Вот вам лекарства, преподобный, и слава Вдохновителям, завещавшим духовнику хранить тайны тех заблудших овец, которые приходят к нему на покаяние. Подопечный Барейла имеет в виду, что в тюрьме принес бы гораздо меньше пользы, а значит, тайна исповеди — великое благо. Но едва он успевает поделиться этой мыслью со своим наставником, как бросает взгляд на часы и начинает торопиться по своим делам. Наступает вечер, опускаются сумерки, зажигаются огни, золотистые тона теперь уже окончательно сменяются красными и лиловыми, и в следующий раз мы видим раскаявшегося грешника…

…в баре, где Ферро пытается докопаться до причин исчезновения Стефани. Разумеется, его внимание сразу же привлекает новая танцовщица — противиться очарованию леди Малджин совершенно невозможно (доказано самым большим пай-мальчиком-кроганом, которого только знала галактика). Недолго думая, дрелл делает ей выгодное предложение. Ферро соглашается сменить «работу», но прежде чем отправиться с незнакомцем в потенциально опасное путешествие по злачным местам столицы, оставляет Барейлу сообщение: мол, не улетайте без меня, я только разберусь с одним пустячным делом — и всё, возвращаемся домой, в «Улей».

Как вскоре выясняет зритель, духовное чадо преподобного не столь усердствовало в молитвах, сколь посвящало себя грязному бизнесу, а также последующему отмыванию добытых нечестным путем денег (в том числе через благотворительность). Нарушил закон путем содержания наркопритона, как-то так писалось в том учебнике для нашей доблестной полиции, который мне однажды довелось редактировать. Ферро обнаруживает что-то среднее между собственно наркопритоном и борделем, где бедные девочки крепко сидят кто на красном песке, а кто на других в высшей степени приятных веществах; они здесь не столько сотрудницы, сколько рабыни (Чатка одобряет?).

Пока Ферро соображает, как организовать спасательную операцию и при этом не попасться на крючок самой, встревоженный преподобный, с которого Игнатиус уже требует отчет, отправляется по ее следу. Барейлу предстоит окунуться в атмосферу ночной жизни Иллиума, выдержать испытание бесчисленными искушениями и в конце концов найти свою спутницу в обществе своего же оступившегося ученика. Картина довольно безобразная: бордельная роскошь с тлетворным душком, темнота, какие-то подвалы, бедная Стефани со следами плетки на теле, уставшая притворяться танцовщицей Ферро, готовая всё разнести на пылинки…

Дрелл наконец признается, что не свернул с кривой дорожки. Он пытался, но темная сторона силы оказалась сильнее, бороться с ней бесполезно: один притон исчезнет — возникнет следующий, один грех замолишь — появится новый; на крайний случай у него есть деньги, чтобы подкупить силы правопорядка, но вообще доказательств на сей раз — никаких, а то, что знает преподобный еще с довоенных времен, охраняется тайной исповеди.

«Ты ведь не посмеешь ее нарушить?» — вопрошает его бывший подопечный.

Барейл действительно не посмеет.

Есть, однако, и другие способы — например, пуля в лоб. И тайна не нарушена, и преступник — мертв.

«Не всякую болезнь можно исцелить лекарствами, — говорит потом преподобный, объясняя Ферро причины своего поступка. — Есть зараза, которую нужно прижигать каленым железом». Почти не нарушая установившуюся тишину, они покидают Иллиум и прокладывают курс домой. Ферро решается на признание: мол, Саймону не нужно об этом знать, но моя работа, все эти съемки, эти видео… Я никогда не ощущала это как грех. Мне нравилась такая жизнь. Мне понравилось танцевать там, в баре. Война на какой-то миг отодвинулась так далеко.

«В “Улье” склонны забывать о том, что я, уходя воевать, снял с себя сан», — усмехается преподобный. И продолжает мысль: Ферро, наверное, лучше знакома с щупальцами ханаров, чем с их религиозным воззрениями, иначе она знала бы — в перечне грехов, составленном «большими глупыми медузами», нет блуда. Тут не за что судить. И вообще напрасно жужелицы преувеличивают его роль священника: у него ни полномочий, ни морального права — ничего не осталось… Просто в годы войны нужно верить хоть во что-то — в молитву, в исповедь, в высшего судию, в заповедь, в ад, чистилище, в рай. Преподобный в последнее время предпочитает верить в пистолет, винтовку и пулю, но если другим этого мало — что ж, он не будет лишать их иллюзий.

* * *
Вот Джина и написала эпизод про двух персонажей, которые принадлежат не ее перу. Похвалите ее, пока Антон и Нои не побили.

События «Тайны исповеди» — как раз то, что будет формировать ветку преподобного на границе сезонов. Еще в этой серии, пожалуй, разрешается маленький любовник треугольник, о котором Катя недавно упомянула в вики: Сарен наконец уступает Ферро лучшему другу. В конце к нему приходит Мирала, затворяет за собой дверь и тихо, робко, застенчиво спрашивает: зачем тебе вообще была нужна эта продажная шлю… девица?

Зритель этого уже не увидит, но Джина-то и Винни знают: Мирала подразумевает, что она сама может быть сколь угодно продажной, стоит ему только захотеть.

@темы: сценарий

---

[Feuille Morte]

Внезапно Джина делится промо ко второму сезону :

Ди одобряет!

Еще Джина сообщает, что она придумала обстоятельства появления badassfully-кварианца на экране, — но лучше бы она пошла и дописала «Тайну исповеди», ей-богу!

@темы: скриншоты

---

[Feuille Morte]

Лилас как-то спрашивала, будут ли обоины с Ди и Двести девятым. Уже есть!

Правда, я могла чего-то намудрить с настройками фликра. Ну, надеюсь, вы все-таки это увидите:

@темы: творчество

---

[Feuille Morte]

Чтобы не пропало в ходе правки вики. ) Потому что прекрасное пропадать не должно!

@темы: википедия

---

[Feuille Morte]

Смотри, Винни, и восхищайся энтузиазмом наших поклонников. По-моему, они что-то напутали в списке серий первого сезона, так что нам не грех поправить, я считаю. Во имя космической справедливости.

@темы: BlackBerry Pie, новости

---

Вознесение Святого Фортрана

[Dark Star]

Сможете ли вы разглядеть тут Фортранчика?


А он есть!

@темы: скриншоты

---

«Благими намерениями», s01e19

[Feuille Morte]

Я засыпаю и клюю носом, почти уже готовая обняться с клавиатурой и захрапеть; Джина, однако, не дремлет!

Перед титрами показывают мирную жизнь в небольшой турианской колонии: жена провожает на работу супруга, который идет трудиться в расположенной неподалеку шахте, поправляет ему воротник; они болтают о всякой чепухе, пока женщина не спрашивает — слушай, а правда ли это, что одного из ваших недавно утащил и сожрал местный дикий свирепый зверь? Да нет, отмахивается муж, пьянчуга он был, да и сгинул по пьяни где-нибудь среди скал. Нет здесь никаких зверей, дорогая, не беспокойся.

Естественно, вскоре на него самого бросается — прямо в камеру, р-р-р! — мохнатое клыкастое создание.

Заставка.

Читать дальше.

Вита пытается сладить со своим стационарным компьютером-терминалом, стоящим в отведенной ей комнате (если так посмотреть, «Улей» купается в роскоши — по комнате-то каждому выделять, да еще с шикарным видом из окна — пятизвездочный горнолыжный курорт, не иначе!), но справляется новенькая неважно: системы на базе допотопные, альянсовского производства, требуют капитальной перепрошивки и отладки. В общем, глюк на глюке и глюком погоняет. Думаю, Ди даже периодически отмахивается от желающих завязать светскую беседу тем, что она, дескать, in the middle of some calibrations, — это такая нехитрая пасхалка, привет от Винни и Джины тем, кто еще помнит игру Mass Effect. Вита, не преуспев на фронте борьбы с компьютером, отправляется на маленькую экскурсию по базе в надежде найти помощь в этом нелегком деле — тут красивая и немного печальная сцена, где она бредет в одиночестве по пустым коридорам, — а находит лабораторию, где Ди при помощи Фортрана, используемого в роли всячески угнетаемого разнорабочего, пытается устранить след от пули, полученный Двести девятым в прошлой серии. Вита предлагает свои услуги, но получает в ответ холодное «You’ve done enough».

Двести девятый недоумевает: что же не так? Он и сам в первую встречу выстрелил в Ди, а потом залатывал ее медигелем. Ситуация аналогичная, исход — и вот это странно — другой. Да, когда действующие единицы обладают разной информацией, случаются подобного рода неприятные недоразумения, но после того, как в систему «свой — чужой» Виты были внесены необходимые поправки, не логичнее ли принять ее предложение?

Ох, и не дай бог ему назвать Виту создательницей, как Ди! Ревности будет…

Меж тем Игнатиуса снаряжают в маленькое путешествие в одну из соседних систем, чтобы он оказал помощь жителям той самой турианской колонии — научил их уму-разуму, привез кое-какие припасы, проследил — как они там вообще, справляются? Это мирное поселение затеряно на негостеприимной планетке неподалеку отсюда, среди жителей много женщин с детьми, в основном семьи шахтеров, работающих в поселке поблизости, условия неблагоприятные, да еще вертятся неподалеку в последнее время хищники. А местные не то что обороняться не могут — оружие-то держать в руках не умеют. Игнатиус решает взять с собой Сарена (в воспитательных целях) и Саймона (как врача — пригодится). На протяжении всего пребывания в «Улье» оба они то раздражают своего невольного наставника, то умиляют, пробуждая некие отеческие чувства, проявляющиеся в том, что старый вояка бурчит из-за каждой мелочи, которую эти двое, по его мнению, делают не так. О, в грядущем путешествии Игнатиус вкусит таких мелочей с лихвой!

Перед отъездом он встречает опечаленную, хотя и не подающую вида Виту. У той всё не ладится: и во Флотилии не обрадовались провалу миссии, потере корабля и гибели экипажа, и компьютер в комнате барахлит, и с Ди, единственной кварианкой на тысячи световых лет вокруг, отношения не строятся. Игнатиус внезапно, удивляясь самому себе, вспоминает слова еще не любви, но утешения: мол, плевать, что там думают эти адмиралы во Флоте, ты была храброй и стойкой, так что к черту тех, кто не способен уважать это; а что до Ди, не принимай на свой счет, она вообще не people person, как с ней ухитряется общаться тот же Чатка — вопрос, мучающий многих с первого дня существования «Улья».

Вита вдобавок случайно съедает оставленную Ди на черный день пасту из ее любимого кварианского декстроперсика — ну кто же знал, что из всего изобилия в холодильнике именно этот тюбик трогать было строжайше запрещено!..

Тем временем Игнатиус, Сарен и Саймон отправляются в путь-дорогу, а по прибытии на место, встреченные хлебом-солью, учат обитателей колонии отваживать диких зверей и вообще в кои-то веки на удивление славно проводят время. Ферро перед отлетом как раз поведала Саймону о традиционной кроганской забаве, популярной на Тучанке, — убийстве пыжаков ядерными боеголовками, так что теперь он с удовольствием об этом вспоминает — и вообще имя его будущей возлюбленной звучит что в шаттле, что в колонии подозрительно часто.

Некоторое время все наслаждаются идиллией, отдыхают от гнета адмирала Михайловича и заводят дружеские знакомства с местными, то есть чувствуют себя скорее на отдыхе, чем на работе; как-то поздним вечером Сарен застает Игнатиуса за сочинением письма жене и дочерям на Палавен, и они даже ведут истинно турианский разговор «о подвигах, о доблестях, о славе». В конце концов Сарен интересуется: а что же вас, числившегося на хорошем счету в Иерархии, привело в наш отряд — довольно убогий, согласно общественному мнению? Игнатиус мрачнеет: он явно не настроен об этом разговаривать. Возможно, Сарен добился бы ясного ответа, но зрителю это неизвестно: тут по колонии проносится сигнал тревоги. Дикие животные внезапно оказываются наименьшей из проблем. В шахтерском поселочке неподалеку в изобилии завелись — неоригинально! — хаски; от немногих выживших, спрятавшихся в трейлерах, постоянно поступают полные отчаяния сообщения; поднимается паника, возвращаются несколько чудом уцелевших, израненных шахтеров… Саймону приходится вспомнить свои врачебные навыки, а Игнатиус крепко задумывается о том, что делать, потому что противостоять хаскам теми силами, которые у них есть, просто-напросто невозможно.

Идиллия рушится. Саймон несчастлив, потому что внезапно обнаруживает: сражаться и крошить головы ему нравится больше, чем перевязывать раны, копаться во внутренностях и ампутировать конечности. Солдатом быть проще, чем врачом, только и делов-то — что со смехом таранить врагов и кричать «За Тучанку!». Сарен и Игнатиус вынуждены оставить его — вдвоем отправляются на разведку, чтобы прикинуть обстановку и выработать план дальнейших действий. Наблюдения подтверждают — если очаг появления хасков не уничтожить в самое ближайшее время, бойню предотвратить не получится, и в пепелище рано или поздно превратятся не только шахтерский поселок, но и вся колония. Выход из сложившегося положения, считает Игнатиус, один — или взрывчаткой, или ракетами, или бомбой, пущенной с шаттла, положить конец этому безумию, стерев поселочек с лица земли, пока хасков не стало больше и пока они не напали скопом.

Но там же есть выжившие, вспоминает Сарен. И если мы…

Ну а тут, сынок, ничего не поделаешь, говорит Игнатиус. Они в любом случае не жильцы, а если промедлим — то и мы вместе с ними. Ты турианец, привыкай к тактике выжженной земли; неприятно, да, но война со Жнецами обещает быть долгой, так что учись. Пригодится.

Довод «Ты турианец», по всей видимости, Сарена не слишком убеждает, и Игнатиусу все же приходится ответить на недавний вопрос своего протеже. Оказывается, в самом начале вторжения Риперов Игнатиусу во главе с целым взводом поручили разобраться с аналогичной проблемой в одном из палавенских городов. Он, движимый благими намерениями, решил пойти в обход приказов начальства и заняться сперва эвакуацией местного населения, только вот не рассчитал свои силы — и, хотя жители в итоге оказались в целости и сохранности, потерял весь городок, да еще с важным для Иерархии оружейным заводом. Несмотря на отличный послужной список, этого промаха ему в армии не простили, с глаз — долой, из сердца — вон, и вот уже Игнатиус пакует чемоданы, чтобы заниматься установлением «дружбы народов» в только что сформированном отряде «Улей» на элитной базе Альянса. Он смутно подозревает, что база окажется столь же элитной, сколь отряд — ударным, а новое и престижное на первый взгляд назначение обернется ссылкой в «мерзлые галактические ебеня». Так оно, хо-хо, и случается! Игнатиус — солдат опытный, он чует, откуда ветер дует.

Ну и что же, спрашивает Сарен, вы, значит, жалеете о том, что помогли тем людям спастись?

Я, отвечает Игнатиус, жалею о том, что в твоем возрасте еще не слышал человеческую поговорку о том, куда выстлан путь благими намерениями. Это не то чтобы «да», но и не «нет», как хочешь, так и понимай…

Делать нечего, и решение принято. Бомба — так бомба, взрыв — так взрыв.

Оба они возвращаются к Саймону еще более хмурыми и встревоженными, чем ушли, а на том после ночи в местном лазарете тоже лица нет: кто же знал, что убивать гораздо проще и приятнее, чем лечить? В «Улей» все трое прилетают уставшими, напряженными и думающими каждый свою думу. Их никто не встречает — обитатели базы видят седьмой сон. Только Игнатиусу, Сарену и Саймону, пожалуй, сегодня не уснуть.

Глубокой ночью Сарен встречает на кухне Ди, которая до сих пор остро переживает вынужденную разлуку со своим декстроперсиком, и между ними завязывается странный двусмысленный разговор, из которого следует, что Ди следует, пожалуй, взять себя в руки и прийти наконец к мысли о том, что в такие времена, как теперешние, некогда нежничать и носиться со своими чувствами, пора начать вести себя по-человечески и по-взрослому.

— Тяжелый день, да? — интересуется Ди насмешливо. — Я начну, если ты начнешь.

Следующим утром спозаранку еще сонную Виту не слишком деликатно выпроваживают из комнаты — мол, иди дальше изничтожать запасы питательной пасты, благо теперь ее заказано столько, что хватит на маленький кварианский корабль, а кто-то тем временем должен разобраться с твоим компьютером — дайте наконец дорогу специалисту!

@темы: сценарий

---

«Элементы доверия», s01e16

[Dark Star]

У этой серии есть второе/альтернативное название: The Cyber House Rules; и эта серия идет сразу за Something wicked this way comes. Начинается она с того, как Чатка на радость шипперам учит Ди обращаться с ки-шоком.

Ки-шок, говорит он, оружие с норовом, к нему нужно привыкнуть, и не стоит обращаться с ним, как с обычной снайперской винтовкой какой-нибудь. Я сам, мол, с десяток шишек набил, пока учился; у нас на Кхаршане те, что побогаче, с такими на охоту ради развлечения ходят. Значит, смотри, тут есть три важных правила, которые не стоит нарушать...

Но Ди по неопытности нарушает самое главное из них, конечно, гарпун летит мимо цели — манекена, к которому прикреплена бумажка с трогательной подписью «штурмовик "Цербера"» (почерк мистера Хэнки); и в последнем кадре видно, как Чатка бросается Ди на помощь.

Титры.

Сразу после титров мы видим, как распекают Адмирала Михайловича за то, что неведомую хрень на базу притащили и разбили, такую-то операцию провалили, да и вообще у вас, адмирал, сборище бездельников, а не солдат, похоже. (Кстати, меня давно уже терзают смутные сомнения, что Петр свет наш Михайлович — вовсе не адмирал; разжаловали его за что-то, как пить дать, ибо адмиралов настоящих в галактические мерзлые ебеня верховодить группой неудачников не посылают.) Петр Михайлович, который, как мы знаем, регулярно своим отрядом недоволен, а в конце предыдущей серии был ужасно зол, защищает своих бойцов по мере сил, но потом выходит к ним и говорит: так, все, шутки кончились, ребята, мы — военное подразделение, так что надо соответствовать, если не хотим, чтобы нас расформировали. Тут он видит перевязанную руку Виты и мрачнеет, потому что ему только что доверили спасение кварианцев с находящейся неподалеку базы «Гидра», а кого туда отправлять, как не Ди в первую очередь?

После довольно напряженного разговора выясняется, что идут Игнатиус, Нерис, Фортран, еще, наверное, кто-нибудь и... Двести девятый, который вызывается сам, говоря, что при необходимости сможет починить кварианский корабль, или костюм, или систему жизнеобеспечения. Разгорается короткий спор, которого только и не хватало; Ди скрежещет зубами; Нерис утверждает, что они с Фортраном прикроют Двести девятого и убедятся, что с ним ничего не случится; сам же гет ничтоже сумняшеся заявляет, что Ди может записать короткое обращение, мол, она, такая-то и такая-то, доверяет Двести девятому, потому что он на их стороне, и его можно допустить к кораблю.

Нет, говорят гету, так не пойдет.

Двести девятый в недоумении. Он замечает, что, когда одна платформа становится обладателем какой-то информации, она делится ей, информацией, с остальными программами, и вот уже все геты знают то, что минуту назад знал один юнит. Да, говорит Двести девятый, мы поняли, что для вас, органиков, такое невозможно, потому что у вас не такие совершенные методы коммуникации, да и не способен ваш мозг обработать такое количество поступающей информации одновременно. Но почему бы не проделать этот трюк с одним маленьким кусочком информации? Ди знает, что нам, гетам, которые не поддались зову Риперов, можно доверять. Давайте Ди поделится этим знанием с кварианцами на том корабле, а те, вернувшись во Флот, распространят это знание среди остальных. Что не так? Почему это не сработает?

Объяснять концепции лжи и застарелой ненависти слишком долго, да и никому не хочется; поэтому все отправляют наших героев спасать кварианцев, оставляя Ди недовольной, а Двести девятого — в растерянности, если можно так сказать.

Во время путешествия к базе «Гидра» происходит странный, неуклюжий диалог между гетом и Фортраном: саларианец пытается объяснить, что такое ложь, потому что он все еще притворяется сотрудником STG, и ему уже надоело это до чертиков; но, вместе с тем, он затыкается каждый раз, когда боится, что его может услышать Нерис.

На базе все тихо и мирно; корабль стоит и дымится, и наши герои даже обследуют его, но не находят ничего особенного; пытаются понять, почему же на корабле никого нет, ни единой души, кроме кварианца, который погиб еще, по всей видимости, при крушении; искрит порванный кабель; полутемно; логи сбивчивые, ничего не понятно...

Первым из корабля на солнце выходит Двести девятый, и тут же пуля попадает ему прямо в грудь. Фортран в панике, Нерис бросается грудью на амбразуру, крича, чтобы не стреляли, а Игнатиус утаскивает всех обратно в корабль и опытным взглядом окидывает поле боя, подмечая следы сражения то тут, то там...

На базе, тем временем, адмирал Михайлович развлекается составлением правил, которые должны неукоснительно поддерживаться в «Улье» начиная прям со вчерашнего утра. Зои, поймав его на этом занятии, вспоминает, что родилась и жила в небольшом городке на Терра Нове, промышлявшем... Ну, положим, изготовлением напитков из местных ягод. )) Это, говорит Зои, искусство, почти поэзия, и, хотя на каждом углу висел список правил, никому он не был нужен, потому что половину пунктов все умные люди соблюдали и так, а другая половина была настолько абсурдна, что все делали все наоборот. А вино, подчеркивает Зои, было лучшим в округе. Но Михайловичу совсем недавно настучали по голове, поэтому он еще в дурном настроении и говорит Зои: то-то вы, с вашим количеством выговоров, попадали в самые пропащие роты, а уж назначение в «Улей», в неведомые галактические ебеня — верх вашей карьеры, да?!

Тем временем Игнатиус, думая, что делать что-то надо, выходит из кварианского кораблика, показательно складывает оружие, признается в том, что пришел с миром, и осторожно идет в ту сторону, откуда, как ему показалось, стреляли из винтовки. Это будет очень напряженный момент, который, конечно, закончится тем, что в кадре покажут Игнатиуса с поднятыми руками и нервную Виту, которая зашла ему в тыл и целится ему из пистолета в затылок.

Тут набегут осмелевшие геты, Игнатиус и Вита отрезаны от кварианского кораблика, в руках у них только пистолет и винтовка; Нерис и Фортрану тоже как-то невесело. Переговариваясь по рации, попутно выясняя, что случилось до приезда илитного отряда и можно ли починить корабль (нет, нельзя). Наконец, Фортран и Нерис придумывают, как можно с помощью подручных материалов, а также умений Игнатиуса и Виты устроить гетам ловушку, но вот незадача — даже когда ловушка уже сделана и все, казалось бы, должно сработать, геты на нее не купаются.

В разговор вмешивается Двести девятый, которые все это время возился с кораблем и черным ящиком, и говорит: я могу сказать им, чтобы они заглотили приманку.

Как так, удивляются все. Разве геты на это согласятся? А Двести девятый со свойственной ему прямотой говорит, что не собирается никого уговаривать; он просто выйдет к гетам, прикинется «своим» либо, что вероятнее, «интересующимся» технологией Риперов, и скажет, что ловушка — самая безопасная в мире штука, образно выражаясь. Не стоит подозревать в ней подвох; нужно ей воспользоваться, и тогда назойливые органики погибнут, и можно будет вернуться на базу к прочим гетам. (Может, это было нечто вроде цепной взрывчатки? Хмм.)

Говоря словами органиков, Двести девятый собирается соврать.

Никому этот вариант не нравится, однако выбора нет; Двести девятый берет оружие и выходит к гетам, безуспешно пытающимся взять приступом укрытие Игнатиуса и Виты. Дальнейшая сцена должна быть очень напряженной, потому что геты общаются на своем языке, передают информацию со скоростью света, и никто из органиков не знает, что же на самом деле происходит на площадке.

— Знаешь, что? — шепчет в ужасе Фортран. — Если бы я был гетом, то я бы заставил Двести девятого использовать взрывчатку, раз он такой умный и утверждает, что это безопасно.

Но геты — это не Фортран. У гетов свои правила, свои законы, и свой код, который нельзя нарушать; и, когда Двести девятый нарушает его, намеренно предлагая ложную информацию, они покупаются. Геты уничтожены, Игнатиус и Вита спасены, черный ящичек из кварианского корабля извлечен, и можно отправляться домой в «Улей». Перед этим Вита, нервничая, оттаскивает Игнатиуса в сторонку и признается, что, мол, Двести девятый поступил как-то странно. Нелогично. Геты были созданы так, чтобы тянуться друг к другу, быть единым целым; странный он какой-то, это Двести девятый...

Ты погоди, пока доедешь до «Улья», говорит Игнатиус. Там все еще и не такие странные!

Ну и, наконец, напоследок Вита спрашивает у Игнатиуса: значит ли все это, что ей нужно извиниться перед гетом, как перед... Ну, другим кварианцем, турианцем — органиком?

— А как ты сама думаешь? — спрашивает Игнатиус. И кивает на шаттл, где уже ждут Фортран, Нерис и Двести девятый...

Все это перемежается небольшими, но милыми сценками из житья-бытья «Улья» и лично Петра Михайловича. Заканчивается серия общим ужином. Вита жмется в уголке рядом с Игнатиусом; Чатка пытает соседей по столу своими батарианскими соусами; Шеймус рассказывает какую-то несмешную шутку. Петр Михайлович зевает, зевает, да и понимает, что пора баиньки: звонок Альянса разбудил его рано поутру.

— Спокойной ночи, элитные бойцы и спасители Галактики, — говорит он, прежде чем закрыть за собой дверь.

Титры.

Ну и после титров, конечно: все терзают распечатку того самого устава Альянса, который в «Улье» полагается соблюдать. Кто-то берет карандаш, и...

— Запрещается рассказывать несмешные шутки за завтраком вообще, а смешные — если соседи по столу еще не проглотили компот.
— Запрещается ставить баночки с приправами Чатки на верхнюю полку, так как тогда их легко спутать с баночной из-под соли.
— подпункт: На каждой баночке с батарианскими специями подписать «ЙАД», во избежание.
— НЕ. БРАТЬ. ПОЛОТЕНЦА. НЕРИС.

@темы: сценарий

---

Промо

[Feuille Morte]

Что было раньше.

Промокадр к серии, дразнящими спойлерами к которой периодически делится Винни. Встречайте нового илитного бойца «Улья» — Виту!

запись создана: 17.05.2012 в 01:11

@темы: скриншоты

---

«К звездам», s01e21-22

[Feuille Morte]

Я все-таки чувствую необходимость поделиться с тобой, Винни, набросками к финалу первого сезона, который так славно нам удался — пускай даже некоторые критики, доморощенные и не очень, терроризируют меня письмами, где убедительно доказывают, что я напрасно такого высокого мнения о нас с тобой. К черту их! В общем, читай, размышляй, вноси коррективы; может быть, полет моей фантазии направит полет твоей по какой-нибудь интересной траектории.

Читать дальше.

Серия, как я и обещала, действительно начинается с эротической сцены, притом довольно откровенной. Наш зритель, не слишком разбалованный романтическими коллизиями, возможно, и вовсе не готов лицезреть эту ощущающуюся в каждом движении инопланетность, но лично я считаю, что в душах человеческих надо воспитывать правильные идеалы. Когда мы наконец встретим пришельцев с других планет, фраза «Возлюби ближнего своего, как самого себя» просто обязана будет обрести новое звучание.

Счастье, что «Улей» выходит в то время, когда малыши уже видят седьмой сон в своих кроватках: позиции-то у нас с тобой шаткие, скажут еще, что ксенофилия — это извращение и что мы вредим юным умам.

Нет, ксенофилия — это прекраснейшая из филий.

О, поверь, Винни, я еще ни одному человеку не писала писем такого эротического содержания! Так что внимай и трепещи, как я трепещу.

Итак, свет приглушен, но мягкое синеватое сияние выхватывает из мрака контуры двух тел; камера берет крупные планы, и эти короткие фрагменты чередуются затемнениями, давая зрителю вполне полное представление о том, что происходит, не вдаваясь в пошлые детали (не то чтобы я против пошлости, но мы, к вящему сожалению наших поклонников, снимаем не порнографию); в полной тишине слышны два сплетающихся дыхания; композитору закажем какую-нибудь обволакивающую электронику, и… Я уже достаточно тебя потомила?

Это Сарен и Мирала. Зритель тоже понимает не сразу: трехпалая рука сжимает вполне обычное плечико, и сперва не разобрать, кому они принадлежат; потом постепенно мозаика отрывочных сцен складывается в единую картину — и становится ясно, что перед нами азари и турианец.

Наши поклонники, пожалуй, немало удивятся: в течение всего сезона мы давали понять, что между Сареном и Миралой что-то есть, но никогда не углублялись в подробности. За исключением серий, касающихся церберовской арки, она и на экране-то появлялась редко, в основном мелькая молчаливой тенью в декорациях медотсека. Зритель видит немногое. Стоит им с Сареном случайно пересечься на базе «Улья», как Мирала смущенно опускает очи долу; стоит женскому составу начать непристойные разговоры, как она благоразумно возводит дистанцию между собой и ними; Саймон убежден, что его сестра даже неопытнее, чем он сам, а наша публика, судя по фанфикшену, верит в это еще более свято, но…

Святая наивность!

Мирале еще далеко до Ди и тем более Ферро, однако она прекрасно осведомлена о том, как вся эта чудесная механика работает. Большую часть времени она производит впечатление неопытной девочки, которую хочется научить плохому, но Сарену иногда достается привилегия узреть обратную сторону монеты. Очень-очень редко. Для него и собственная душа сейчас — потемки, что уж говорить о Мирале, которая не делает шагов к сближению, но и не сопротивляется и не отказывается никогда…

По Сарену видно, насколько он раздроблен. К этому моменту у него позади уже несколько критично важных серий, обнажающих драму до последнего нерва. Мирала это знает, чувствует — и уже потом ласково приникает к его спине, надеясь утешить нежностью объятий. Они, что печально, в неравной ситуации: Мирала, пускай интуитивно — а у нее очень сильно развита интуиция — в курсе его проблем, а вот о ее сложностях с «Цербером», пару эпизодов назад напомнившим о себе, не догадывается никто.

Это не эротика ради эротики. Вот что важно, на мой взгляд: двое полностью обнажены, но в то же время абсолютно закрыты друг для друга. Разговор не клеится (впрочем, думаю, они вообще редко разговаривают), Сарен по-прежнему чувствует себя отвратительно, и даже поза его выдает человека если не сломленного, то, во всяком случае, сильно запутавшегося. А когда Мирала спрашивает, увидятся ли они завтра, оказывается, что нет — теперь очередь Сарена нести дозор у недавно найденного жнецовского артефакта.

Нам, Винни, еще нужно продумать эту жнецовскую арку, сплетающуюся с аркой «Цербера», и как-то подать постепенное развитие сюжета, но об этом после. А пока — дальнейшие мои представления о том, что происходит в последнем эпизоде, который ты некогда назвал «К звездам»… Хотя, думаю, с учетом придуманного мною это будет звучат по меньшей мере иронично, а скорее даже — горько.

Дела у «Улья» идут хорошо. Адмирал Михайлович зачитывает своим подчиненным вслух официальные благодарственные письма от Альянса и Совета, весьма довольных количеством успешно проведенных операций (подразумевается, что в перерывах между сериями наши молодцы где-нибудь десантируются, изничтожают хасков, спасают детей, входят в горящие избы и останавливают коней на скаку). Адмиралу даже больше не кажется, что командование «Ульем» — это наказание за невесть какие грехи. Все как никогда дружны, веселы и полны веры в собственные силы, любо-дорого смотреть. Ди с гордостью демонстрирует охранную систему, которую они с Двести девятым налаживали, пока остальные плясали: она сделана на манер системы из Bring Down the Sky, где нужно вылезать из «Мако» и двигаться пешком, как по минному полю. Все восхищаются компьютерным гением Ди и ее друга-гета, обсуждают новости из дома, перешучиваются, немного флиртуют, немного — пререкаются, но, в общем, понятно, что база «Улья» — это Дом с большой буквы.

Ночное небо красиво как никогда, и Шеймус на крылечке говорит Зои (а может, и не Зои, но кому же еще?): мол, мать нас с сестрой постоянно таскала по разным планетам, небо тоже везде было разным, но никогда еще я не чувствовал себя так близко к звездам, что кажется — рукой подать. Он, разумеется, далеко не так красиво и гладко это формулирует, но зритель готов поклясться, что в «Улье» почти все разделяют эту романтическую позицию. Возможно, в прекрасную бесснежную ночь не только Шеймус и Зои наслаждаются свежим воздухом и атмосферой покоя — где-то рядом Ферро и Саймон ищут на небе солнца Тучанки и Тессии; адмирал Михайлович заканчивает на удивление теплый разговор с сыном и подходит к окну, чтобы взглянуть на обломочек луны — если у этой планетки вообще есть луна; Ди в одиночестве выходит под звездное небо по шаткому трапу почти отремонтированного фрегата.

Всё хорошо, как в сказке. Даже когда наступает «Цербер», ничего не меняется: охранные системы благодаря Двести девятому и Ди откалиброваны так точно, что от жалкой горстки врагов не остается следа.

Вторая половина «Улья» занята охраной натворившего нехороших дел жнецовского артефакта довольно далеко оттуда, но у них тоже всё неплохо: Игнатиус, проявляя неожиданное многословие, рассказывает какие-нибудь поучительные истории о войне из своего опыта (правда, Сарену вряд ли приятно их слушать), молча внимает ему Вита, Фортрану достается парочка греющих душу комплиментов, а Нерис втайне им восхищается.

В это время старые друзья из «Цербера» ласково просят Миралу передать им коды управления новой охранной системой, и она, не видя другого выхода, соглашается.

«Цербер» получает всё: контроль над системой безопасности, доступ к компьютерам и к средствам связи, всю жизненно важную информацию, которая уже на следующий день позволит им захватить базу так стремительно, что в «Улье» и не заметят, когда это перевес сил оказался у другой стороны. «Церберу» мешают наши энтузиасты, постоянно расстраивающие их коварные планы, «Цербер» желает получить всю информацию об артефакте, «Цербер» никого не собирается щадить — и адмирал Михайлович получает смертельное ранение, прикрывая отход своих «жужелиц», уютный мирок в одно мгновение рассыпается, как карточный домик. Членам «Улья» приходится спасаться бегством; связь с теми, кто охраняет артефакт, потеряна; Двести девятый остался на корабле, и нет времени его оттуда вызволить, а вчерашние родные звезды теперь кажутся совсем чужими.

(Адмирал, конечно, не умер, нет! Я его в обиду не дам. Но остальные этого не знают.)

И вот стоят в снегах, потерянные и не знающие, что делать, Саймон, Мирала и Ди. Возможно, Чатка с ними. Ди едва справляется со своими чувствами: она так долго, так тщательно работала над охранными системами, а тут такой сбой, и база потеряна, и адмирал погиб, и Двести девятого она едва ли еще увидит, и «Цербер» никак не одолеть.

Тогда Мирала наконец признается, что это ее вина.

И что она не только передала коды доступа врагам, но и приняла контрмеры: установила по всей базе взрывчатку, чтобы как только «Цербер», пришедший полным составом местной ячейки, закрепился на местах — снести всех одним взрывом… Да, вместе со зданием, вместе со всем, что они так долго восстанавливали и строили, — но лучше уж так, чем просто сдаться на милость победителю. Все требуют, чтобы она остановила это безумие, однако Мирала предусмотрела возможность своей безвременной гибели и поставила таймер, который с ее инструментрона отключить просто-напросто невозможно. Даже если она не активирует детонатор, база всё равно взлетит на воздух через два часа тринадцать минут… двенадцать… одиннадцать…

Ди не стесняется расписать Мирале, что, по ее мнению, нужно делать с предателями. Та ищет поддержки у Саймона: ну что же ты молчишь, брат, почему не встаешь на мою защиту? А что говорить, если Ди во всем права, кого защищать? Младшая сестра может оказаться слабой и беззащитной, может оступиться и совершить ошибку, но член кроганского кранта за слабость платит жизнью.

Все в этой сцене — как обнаженный нерв. Наконец Ди заявляет: вы как хотите, а я возвращаюсь. Это место — мой дом, Двести девятый — мой друг, так что если есть хоть малейший шанс отбить базу — его нужно использовать.

— Ты готова рискнуть жизнью ради какой-то машины? — спрашивает Мирала. — Ради гета?

И с размаха получает пистолетом в лицо.

В общем, кто-то должен попробовать вернуть контроль над системой безопасности, а поскольку Ди единственный разведчик и компьютерщик в команде, других кандидатур просто нет. Все понимают, что это suicide mission, задание, с которого не возвращаются: обратная дорога представляет собой узенькую невидимую тропку в снегах, шаг влево — смерть, шаг вправо — смерть, а на той стороне — несколько десятков церберовцев, уже почувствовавших себя хозяевами жизни. Предполагается, что в это время остальные попробуют починить связь и достучаться до второй части группы, которая мирно охраняет артефакт, но…

Ах, не очень-то и мирно.

Не знаю, как ты, Винни, а я при планировании серии иногда испытываю проблемы из-за количества персонажей: в кадре вместе нормально смотрятся два, три, четыре — а дальше получается сумятица. Поэтому оставшихся нужно разбить на группы. Шеймуса, Зои и — внезапно — Барейла, например, еще до нападения «Цербера» отправили на какое-нибудь задание на Цитадели, где либо первый, либо вторая творят что-то, оборачивающееся трибуналом; в пещере все тоже в конце концов делятся…

Чтобы было совсем уж красиво — прилетает Жнец. Может, это «Цербер» его «позвал». Может, сам по себе. Но хаски начинают плодиться с невероятной скоростью, и наши храбрецы, изолированные в шахте с артефактом, оказываются в антураже качественного зомби-хоррора. Вита и Игнатиус пытаются отключить подъемник, чтобы не дать всё новым и новым хаскам прорваться внутрь, но на них обрушивается камнепад; Фортран перед смертью решает открыть Нерис «страшную правду», и на кого ни посмотри — везде хаос, ругань да разруха.

Вот так вот, Винни.

После того, что ты написал вчера, я подумала, что артефакт мог быть даже не жнецовским, а принадлежащим той самой расе, которая некогда построила тут город. Занимались они примерно тем же, чем «Цербер», то есть пытались победить Риперов их же методами, изучали индоктринацию — и даже преуспели в этом. Вернее, почти преуспели: артефакт действительно может плодить хасков и промывать мозги, то есть «излучать зло», но хаски, предназначенные давать отпор врагам, оказались неуправляемы, в итоге мирное население обратилось в зомби, раса сгинула, а Жнецы остались весьма довольны тем, что грязную работу сделали за них. Мораль сей басни обращена к Призраку и гласит: не пытайся использовать то, что не можешь понять до конца!

Но «Цербер» глух к морали и надеется извлечь выгоду, а наши герои вообще не узнают правду вплоть до первой серии уже второго сезона.

Возможно, та маленькая красивенькая круглая диковинка на самом деле была девайсом, предназначенным той же цели, неким инструментом для одурманивания в локальных масштабах? Ведь Жнецы при индоктринации проникают в сны; вот и в «Улье» у всех могли начаться галлюцинации…

Еще я думаю, что расой этой, наверное, были инусаннон, о которых говорит Явик, поэтому те из «Улья», кому посчастливиться добраться до древнего города, обнаружат там уже знакомые нам статуи со щупальцами и прочие архитектурные изыски в духе Ила. Но тс-с-с! — это уже спойлеры к следующему эпизоду (который я пока не придумала).

Не знаю, можно ли за раз переварить такое количество текста, так что успехов тебе! Выкладывай все мысли и идеи, которые у тебя появятся, конкретизируй и исправляй, буду ждать с нетерпением. Надеюсь, эта сюжетная арка заставит нашего зрителя мучиться и страдать в ожидании второго сезона.

Твоя Джина

(После этого Джина садится в роскошный красный «Порше» и уматывает на свидание, а ваша покорная слуга, к сожалению, идет трудиться в поте лица.)

@темы: сценарий

---

О вреде утечек

[Feuille Morte]

Известно, что Джина держит на лэптопе файл, куда складывает наиболее значимые части своей переписки с Винни, не слишком разбирая, чьему перу принадлежат те или иные фрагменты. С удовольствием сообщаем читателям нашего портала, что загадочному хакеру-анониму удалось извлечь эту бесценную информацию, проливающую свет на дальнейшие планы сценаристов. Скачать документ вы можете по ссылке... <страница не найдена>

Вот так всегда, Винни. Сперва наши файлы попадают в сеть, потом мы делаем финал сезона в красных, зеленых и синих тонах, затем нас линчует разъяренная толпа. Держи, пригодится.

Прикрепленные файлы: 1

1. The Hive.docx | Скачать документ

@темы: BlackBerry Pie, новости

---

[Feuille Morte]

Между прочим, знаете ли вы, сколько нас всего?

Main cast, среди них starring & also starring:

1) Чатка, батарианец, страж
2) Фортран, саларианец, инженер
3) Ди, кварианка, разведчица
4) 209-й, гет, инженер
5) «Преподобный» Барейл, дрелл, адепт
6) Саймон, кроган, штурмовик
7) Ферро, азари, адепт
8) Игнатиус, турианец, страж
9) Нерис, саларанка, инженер
10) Вита, кварианка, инженер
11) Мирала, азари, адепт
12) Сарен, турианец, страж
13) Мистер Хэнки, человек, адепт
14) Зои, человек, штурмовик
15) Ава, азари, адепт
16) Несса, азари, штурмовик
17) АДМИРАЛ ПЁТР МИХАЙЛОВИЧ

Отряд наш настолько илитен, что простых солдат в него не берут. Сплошь инженеры, биотики, специалисты по сетям подчинения и прочие хорошие люди. Впрочем, нет. Людей здесь тоже, оказывается, не жалуют.

Но вообще-то я скриншот с нашего победоносного золота принесла:

тык!

Знайте: адмирал Михайлович НЕДОВОЛЕН!

@темы: персонажи, скриншоты

---

Something wicked this way comes

[Dark Star]

Дурное расположение базы наших соколиков не давало мне покоя по ночам, пока я не придумала вот что.

Когда-то — пятьдесят, сто тысяч лет назад — тут был город некой расы, сгинувшей во время нашествия Риперов; ученые говорят о том, что город остался почти нетронутым под огромными наслоениями льда и слежавшегося снега. Вскоре после этого дивного открытия Альянс построил оснащенную по последнему слову техники базу для ученых, завез самое современное оборудование, все дела — только чтобы обнаружить, что копать-то нужно с другой стороны, то есть, расположение у базы отнюдь не самое удачное, да и вообще, кому она нужна, эта ледышка, кроме кучки энтузиастов, когда есть не менее интересные и более доступные для исследования миры. Программу свернули, оборудование вывезли, ученых отозвали, а немногие энтузиасты перевелись в совместный саларианско-асарийский комплекс километрах так в семидесяти: там копать удобнее.

Вот этим объясняется и некое поселение в отдалении от наших героев (что еще в такой холодрыге делать?), и то, что STG прислали своих специалистов не просто на помощь Альянсу, но именно в «Улей» (научная база-то, где сейчас копаются ученые, саларианская изначально), и что где-то неподалеку водятся штуки, излучающие зло, которые, возможно, нужны «Церберу»...

Так или иначе, однажды нашим героям посчастливилось найти штуку.

Возможно, это было после того, как некие обалдуи (не будем показывать пальцами) ходили охотиться на молотильщика? Выпрыгивая из-под земли снега, он мог случайно увлечь за собой не только осколки льда, но и, может быть, что-то, что лежало веками в толще льдов, пока не пришли некие обалдуи. Чтобы сделать находку чуть менее случайной и чуть более реалистичной, положим, что она что-то излучает (прим. Винни: не зло), и обалдуи, сев в Мако, чтобы ехать обратно, вдруг обнаружили на радаре какую-то странную точку, которой раньше не было. Ну и...

Хватит ли, интересно, Саймону наивности взять эту штуку (а она маленькая и красивая, и кругленькая) и преподнести ее Ферро? Впрочем, даже если он сразу поймет, что эта штука подозрительная, надо же везти ее на базу; а раз так, то он вполне может преподнести ее Ферро, как цветочек, уже вернувшись в Мако. Сарен при этом, кстати, как раз примется умничать, вспомнив о том, что у него есть (почти) диплом, дающий право умничать. :P

В общем, наши герои могли попросту забыть об этой штуке, если на базе все первым делом принялись их ругать за обалдуйство. Или Ферро могла задуматься и захватить штуку с собой, или «Цербер» решил вдруг напасть; короче, забыли. А в одной из следующих серий Чатка смотрит — штука, красивая, лежит себе на полу в уголочке и никого не трогает. Непорядок! Поднял, протер, положил на стол в кают-компании. Чья штука, мол — тот заберет.

Следующим в кают-компании появляются Шеймус и... Мне хочется сказать, что Зои, но для разнообразия лучше бы кого-нибудь другого, конечно, совсем неожиданного. Шеймус и Фортран, например? Шеймус и Нерис? Какое сочетание представляется вам более диким? xD Так или иначе, они могут вести речь о событиях недавней серии, в которой Шеймус и Зои сбегали от работорговцев. О! Может быть, Шеймус и Петр Михайлович? И Петр Михайлович как раз говорит о том, что Альянс подобрал корабль, и за короткое время, оказывается, бывшие рабы проявили чудеса жестокости по отношению к бывшим хозяевам, или друг к другу, или... Так, говорит Шеймус, не говорите-ка об этом Зои. А во время разговора берет мячик со стола и начинает играть с ним: перекидывать из руки в руку, подбрасывать в воздух («Жужелица, вы вообще слушаете, о чем говорит вам Матка?!»), швыряет об стену... И тут, положим, вместо глухого удара слышится россыпь нот.

О-па, говорит Шеймус. И повторяет.

Тут Петр Михайлович вспоминает о том, что он — Матка, велит Шеймусу больше так не делать («Как — так?» — переспрашивает Шеймус, фигача штукой в стенку по третьему разу), велит всем собраться и признаться, откуда это взялось, и в душе боится, что сейчас это окажется какой-нибудь неизвестной ему игрушкой-безделушкой с Тессии или Суркеша, а он, значит, сел в лужу. Но нет! Саймон и Ферро получают втык за несознательность («Но мы же сознались! Пусть и с опозданием,» — возмущается Сарен), Петр Михайлович связывается с той самой базой ученых неподалеку. «Что?!» — спрашивают у него. — «Где нашли?! И с зелеными крапинками внутри? Немедленно выезжаем, ничего не трогайте до нашего приезда!1!11!»

И показывают, как ученые снаряжают шаттл, будто собираются иметь дело с чем-то очень опасным, радиоактивным и пллющимся кислотой. У наших героев есть час, пока ученые не приедут.

Когда Петр Михайлович выходит к команде и сообщает об этом, все стоят молча, и только Зои вдруг решается, высказывая вслух общую мысль: ну, а посмотреть-то хоть еще на нее можно? Фиг с вами, золотые рыбки, можно, только очень осторожно, говорит им Петр Михайлович, кладя штуку на стол посреди кают-компании. И no touching!

Развязывается интереснейшая дискуссия. Подумать только, говорит Нерис, возможно, этой штуке сто тысяч лет! А мы так мало знаем о предыдущих расах, что не можем даже угадать, что это было: оружие? Игрушка? Предмет искусства? Какой-то предмет быта? (Все, кстати, тут могут посмотреть на Фортрана и Нерис, ведь умные и ученые саларианцы, которые все знают — это, по-моему, довольно устойчивый уже стереотип.) В общем, начинается веселый брейншторминг, все кидают свои идеи, одна невероятней другой. Заключенный в хрупкой оболочке смертоносный вирус — семечко в питательной среде, которое прорастет и разорвет оболочку, когда кто-нибудь наконец-таки терраморфирует планету, то есть, когда рак на горе свистнет — архив с данными — с порно! — стотысячелетнее порно, фууу! — Ферро, Сарен, а ну, хватит! Чатка, и ты прекрати ржать! — послание будущим цивилизациям — прибор для чистки скруллов — что такое скруллы? — а откуда мне знать, они же инопланетяне, которые жили сто тысяч лет назад, кто знает, какие скруллы или другие загадочные предметы у них были! — источник энергии вроде батарейки — и заканчивается все тем, что наши обалдуи случайно разбивают шар.

Тут, на самом-то деле, я не уверена, как лучше поступить. Одна половина меня хочет, чтобы шар просто издал несколько мелодичных нот невпопад — и раскололся; внутри какие-то непонятные механизмы, зеленые искорки гаснут, все, может быть, ученые сумеют извлечь из этого что-то стоящее, но герои чувствуют себя так, будто волшебство закончилось.

Другая половина меня хочет полноценных глюков у наших обалдуев; правда, я никак не могу придумать единый концепт глюков, но полно, нужен ли он? Не всем героям необходима встреча со своим прошлым, например; и не всем нужно встретиться со своим двойником; и не все, возможно, будут впечатлены виртуальным путешествием на сто тысяч лет назад... Наверное, для каждого героя должно быть свое особенное видение, в зависимости от его или ее character arc. Плюс, возникает следующий вопрос: чем же именно был этот шарик? Собранием сценок стотысячелетней давности? Или каким-нибудь приборчиком по оживлению воспоминаний окружающих? У Саймака в «Пересадочной станции» фигурировала пирамидка, которая вызывала к жизни воспоминания героя, а именно — воспоминания о двух некогда дорогих ему людях. С ними даже можно было поговорить, как с настоящими...

А можно так: шарик разбивается, ничего особенного не происходит, ученые, приехав, ругаются, как сапожники, и уезжают с обломками. Ночью уже героям что-то снится-видится, но утром они разговаривают за завтраком, спрашивают друг друга, «как спалось». И все говорят: да, хорошо, замечательно просто! И смотрят друг на друга. И разговаривают, и смеются — и поди пойми, помнят они что-либо или нет.

И, конечно же, сцена после титров! Зои наконец-то отлавливает Шеймуса и спрашивает, не получал ли тот известий о корабле работорговцев, ведь его на днях должен был подобрать Альянс. Шеймус, соответственно, говорит, что, мол, все хорошо, Зои, не беспокойся.

И Зои устало говорит ему: «А лжец, Шеймус, из тебя никакущий».

@темы: сценарий